Лена стояла в нескольких шагах от школьного крыльца и медленно, будто нехотя, затягивалась первой за день сигаретой. Курить она стала всё меньше и меньше – почему-то совершенно не тянуло. Оглядела периметр школьного двора – за забором стояли три-четыре десятка человек и нетерпеливо мусолили в руках блокнотики. Третьякова махнула им рукой и, выбросив в урну окурок, скрылась за дверьми школы.
Виталий, уже загримированный, листал сценарий, не придавая никакого значения тому, что там написано. Мысли его были не о предстоящей съёмке, и уж подавно, не о содержании сценария. Что он хотел сказать ей? Он мысленно благодарил Риту, что та зашла так вовремя, дав ему отсрочку. Он хотел продумать всё до мелочей, хотел, чтобы Лена ему поверила. Она, наверное, напугана его внезапным интересом к себе как к девушке и не понимает, что за этим интересом стоит. Какие же всё-таки они разные – с колоссальной разницей в возрасте, в интересах, в пристрастиях. Хотя…в последнее время между ними обнаруживалось всё больше общего – любовь к бильярду, особая «философия курения», и даже пресловутый «Ричмонд», к которому, кажется, Третьякова пристрастилась, любовь поиграть с чужими эмоциями, несдержанность, и даже темпераменты у них схожие – «сангвиник» от «холерика» недалеко ушёл. Только вот времени осталось мало – скоро закончатся съёмки, она – уедет, он – останется ещё ненадолго в Москве, а потом тоже укатит к морю. И если он не успеет до окончания съёмок убедить её в том, что она ему необходима, то может потерять её – кто знает, что может случиться за те два месяца, пока они не будут общаться?
В комнате отдыха было всего три человека – он сам, Мильниченко и Щёлкова. То, какими глазами смотрела на этого мужчину очень даже среднего возраста совсем юная девчонка, заставляло Абдулова невольно позавидовать этому любвеобильному продюсеру – как бы ему хотелось, чтобы Третьякова посмотрела на него пусть не так, но хотя бы без отчуждённости, вот не мешает же этим двоим ещё бОльшая разница в возрасте! Устав боковым зрением улавливать их нежные взгляды друг на друга и слушать милые препирания, он нервно встал с дивана, и, бросив на него сценарий, вышел из комнаты.
Едва выйдя за дверь, он буквально нос к носу столкнулся с предметом собственных мыслей вот уже в течение нескольких невыносимо долгих дней.
Лена устало вздохнула, заметно напряглась и устремила взгляд в лицо преграждающему путь к двери мужчине.
- Может, пропустишь? – спросила она, пробегая взглядом по чертам его лица – вот так вот всегда у неё получалось независимо от её воли – она невольно изучала его лицо всегда, при каждой встрече, как будто надеясь прочитать на нём что-то новое, ранее неизвестное.
- Мне кажется, мы не договорили тогда, - сложил руки на груди Виталий и тут опустил их, чувствуя, что эта поза не совсем подходит для тех слов, которые он собирается её сказать.
- Виталик, - …Виталик? Неожиданное обращение. Абдулов напрягся. – Мне нужно сценарий забрать, у меня сцена через десять минут. – Она опустила взгляд на кеды, подвигала ступнями и снова подняла глаза.
- Подождёт твой сценарий. – Решил показать характер мужчина, чувствуя, что если разговор не состоится сейчас, то он вряд ли вообще когда-нибудь состоится. Он взял её за предплечье и потянул за собой по коридору, не сжимая её руку слишком сильно, но и не давая ей вырваться. Впрочем, Лена и не пыталась – в эти минуты у неё в теле разлилось чувство какого-то пугающе сладкого нетерпения, и она покорно шагала за мужчиной в неизвестном ей направлении.
- Куда ты меня ведёшь? – только и спросила она, стараясь не выказать нереального волнения, которое испытывала. Саму себя боясь и не узнавая, она лишь следовала за опьяняющим чувством защищенности - ничего плохого он ей не сделает, - в этом она была более чем уверена.
- Туда, где нам никто не помешает, - не оборачиваясь, отозвался Виталий, сворачивая за угол, в то крыло школы, где сейчас «доводилась до ума» дополнительная хозяйственная пристройка – здесь неподалёку была реквизитная, но в неё редко кто заходил – только в начале съёмочного дня, ещё до приезда актёров на съёмочную площадку, и в конце – когда актёры уже уезжали и вспомогательный персонал уносил использованный реквизит в специальное помещение.
В крыле пахло краской, и свежевыкрашенные стены блестели белым цветом. Было пусто. От неожиданной остановки Абдулова Лена, не успев затормозить, врезалась в его спину и тут же отошла на пару шагов. Он повернулся к ней лицом.
- Лен, - начал он, - ты сейчас выслушай, пожалуйста, не перебивая, хорошо? – Попросил он, заметив, что Третьякова уже открыла было рот, чтобы что-то сказать. – И без твоих шуточек, ладно? Я очень ценю твоё чувство юмора, и, когда я закончу, можешь смеяться, сколько хочешь, но сейчас, пожалуйста, послушай. – Лена кивнула, сглотнув, посмотрев в обеспокоенно блестящие глаза мужчины.
- Я тебя слушаю.
Абдулов потёр пальцами левой руки сморщенный от метавшихся в голове мыслей лоб и, выдохнув, начал:
- Лен. Я много думал. – Увидев в глазах Третьяковой намёк на то, что с её губ очень желает сорваться её привычная колкость, он поспешил продолжить: - И, представь себе, так и не смог ничего путного надумать. Поэтому скажу, как есть и не буду блистать красноречием. – Ленины брови неожиданно слегка взметнулись вверх, но она продолжала молчать. – Я постоянно о тебе думаю. Понимаешь, постоянно! Всегда, везде и независимо от того, кто меня окружает и что мне говорит. – Третьякова сжала губы, прикрыла на долю секунды глаза, и, будто обречённо, вздохнула. Снова подняла на него взгляд – его глаза бегали по её лицу, будто пытаясь найти хотя бы намёк на причину этого её вздоха. Но, несмотря на то, что в голове все мысли запутались так, что было трудно соображать, он продолжил уже чуть тише, осторожней: - Ничего не могу с этим поделать, да и не хочу – со мной раньше такого не случалось. Никогда, понимаешь? Я совершаю поступки, которые меня самого пугают, и я знаю, кто тому причиной. Я хочу, чтобы ты знала, что очень мне нужна. – Он замолчал. Засунув руки в карманы, он подёргал ногой, отвёл взгляд в сторону, снова вернул взгляд обратно, на её лицо. Лена стояла и просто смотрела на него, как бы решая что-то. Она наклонила голову вбок, посмотрела вниз, после - снова на него, приподняла уголок губ.
- Очень? – до Абдулова как-то не сразу дошла суть вопроса, но, повторив про себя произнесённое Третьяковой слово несколько раз, будто очнулся:
- Не то слово. Просто невыносимо. – И, заметив в её глазах такую желанную улыбку, даже несмотря на то, что уголок губ её был лишь слегка приподнят, он лишь терпеливо ждал её реакции.
- Чем докажешь? – Она сложила рука на груди, и с улыбкой посмотрела куда-то в сторону.
- А чем ты хочешь? – Абдулов обалдел от подобной реакции – он просто не знал, что ответить.
- Во дурак. – Лена умехнулась, и снова направила взгляд на мужчину: – Тебе нужно подсказать? Вчера ты не был таким недогадливым. – Сама не поверила, что сказала подобное – она не знала точно, что стало причиной такой смелости, которая так и разливалась бурным потоком по всем её венам и артериям – трогательное Абдуловское признание или круживший голову запах краски, который наводил какую-то непонятную дурноту, но почему-то безумно приятную.
Виталий приподнял брови – сейчас его артериальное давление, казалось, подскочило до критической отметки, и он, сделав шаг навстречу к Лене, которая рассматривала рассеянным взглядом боковую стену, нерешительно положив левую ладонь чуть выше её талии, правой аккуратно взял её подбородок и медленно развернул её лицо к себе. В первое же мгновение утонув в блеске серо-зелёных глаз, он, коротко выдохнув, медленно, как будто впервые в жизни, прикоснулся к сухим тёплым губам.