- Привет. – Увидела перед собой явно нервничающего мужчину с одинокой белой розой на длиннющем стебле в руках, ответила:
- Привет.
- Можно?
- Нужно, - усмехнулась, пропустила в квартиру. Взглянула на розу, потом на лицо Абдулова, который мялся на пороге, посетив эту квартиру впервые и гадая, стоит ли вообще знакомиться с ней поближе, кроме коридора. – Это мне? – просто безумно хотелось улыбнуться, но, видя, как серьезен гость, Лена изо всех сил сдерживала свой порыв.
- А, да. – Виталий будто очнулся, протянул розу и перемялся с ноги на ногу. – Тебе, конечно.
- Спасибо, - теперь уже можно улыбнуться. Улыбнулась. – Проходи, чего стоишь на пороге. – Пригласила войти, а сама пошла искать вазу. В голове вертелся всего один вопрос: зачем он пришёл? Что он хочет сказать своим приходом? То, что он смирится с её безумным жизненным графиком или то, что ей рано или поздно придётся делать выбор? Ответ на этот вопрос страшил её, но рука, тянувшаяся к вазе, стоявшей в гостиной на верхней полке, дрогнула совсем не от этого.
Лёгкое прикосновение губ к обнажённому плечу, не скрытому рукавом футболки – сейчас на Лене были только трикотажная белая майка на бретельках и серые спортивные штаны, - ладони, медленно заскользившие по телу по направлению от боков к животу, убедили её в том, что, судя по всему, Абдулов пришёл сюда явно не ругаться или, того хуже, ставить её перед выбором.
Роза упала на пол. А стоило Лене развернуться на сто восемьдесят градусов, как мысли мгновенно покинули уставший от раздумий мозг – она, вкладывая в поцелуй всё своё нетерпение и волнение, довольно резко притянула мужчину к себе, взявшись за ворот его пиджака, давая ему понять, что просто так Виталий отсюда вряд ли уйдёт. Впрочем, этот самый пиджак на его плечах задержался ненадолго. Да и остальные предметы одежды, кстати сказать, тоже…
Говорить о чём-то или убеждать друг друга в чём-то было бессмысленно – губы и руки говорили всё за своих хозяев, увлекая их в бездонную пучину, попытка выбраться из которой равносильна самоубийству.
И в течение следующих невероятных часов никто даже и не вспомнил об одиноко лежащей в соседней комнате на полу увядающей без воды розе.
- Лен, - перебирая пальцами светлые пряди, вполголоса позвал Виталий, и Лена подняла глаза, по-прежнему не убирая головы с его груди, улыбнулась уголком губ:
- Ммм?
- Я хотел тебе кое в чём признаться, - расслышав в его голосе виноватые нотки, Лена напряглась.
- Чего я ещё не знаю? – она чуть приподняла голову и, повернувшись на бок, упёрлась подбородком ему в грудь.
- Это я спустил шины твоей машины. – Он как-то смущённо улыбнулся, но в глазах его отчётливо виднелся хулиганистый огонёк.
Третьякова расслабленно выдохнула и досадливо стукнула его ладонью по груди, улыбаясь:
- Тьфу, ты меня напугал. Да знаю я, что это ты сотворил. – Она снова перекатилась на спину и виском прижалась к его груди.
- Откуда? – Тут уже Виталий поднял голову с подушки и удивлённо уставился на прячущую бесстыжие глаза Ленку.
- От верблюда. Я ведь сама присоветовала тебе себя удивить, вот и поплатилась. – Её голос затих, будто она ожидала его реакции с какой-то опаской.
Абдулов провёл рукой по её плечу, по-прежнему обнимая, и, сообразив, что к чему, уже полностью поднялся с подушки, глядя на Ленино растерянно-ожидающее выражение лица.
- Так, стоп. Для тех, кто в танке, просьба повторить ещё раз. – Он требовательно посмотрел на неё.
- А чего тут повторять? Ты и так всё правильно понял. Да, я и есть «Школьница». – Третьякова нахмурилась, с лёгким вызовом глядя в его глаза – очень не хотелось с ним ссориться, но, похоже, всё именно к этому и идёт.
- Это я уже только что понял, - отозвался Абдулов, опускаясь на подушку рядом с хмурой Леной. – Я не понял другого…ты знала, что «Ястребиный коготь» - это я?! – В глазах его было такое удивление, будто он – американский абориген, впервые увидевший чудо под названием велосипед. Лена кивнула и отвела взгляд. – Но откуда?
- Да ты сам спалился: «скупой платит дважды», «скупой платит дважды»…потом ещё своим «Ричмондом» угостил, предварительно меня на него подсадив…так что сам виноват, - пояснила Третьякова, видя, что Абдулов, судя по всему, потихоньку переваривает полученную информацию – по крайней мере, его голубые глаза излучали крайнюю задумчивость. И продолжила, положив ладонь ему на грудь в знак примирения и проведя ею по ней, сбивая его с умных мыслей и настраивая совершенно на другой лад:
- И вообще, я курить больше не могу. Когда ты рядом, не могу себе позволить взять в рот сигарету. Это вообще нормально, или как? – с нотками отчаяния в голосе пожаловалась она, снова ложась на спину и посмотрев в потолок.
На что Виталий удивлённо улыбнулся, как бы поражаясь её по-детски обиженному тону и, заодно, её поразительной сообразительности, и отозвался:
- То есть, ты нашла замену своей вредной привычке?
- Ага, типа того, - она скосила взгляд на лицо мужчины и, ухмыльнувшись, добавила: - Только вот моя новая привычка – полезная, необходимая. Даже слишком. И я даже не знаю, как я буду жить без неё целых два месяца. И, наверное, не одну пачку «Ричмонда» твоего скурю, пока буду всё это время находиться вдалеке и думать о том, что эта привычка сейчас где-то, с кем-то, не со мной. Пообещай, что будешь звонить мне каждый день и постоянно писать мне сообщения. – Она посмотрела на него так впервые – с просьбой, с откровенным выражением желания того, чтобы он всегда был рядом, изучая каждую чёрточку его лица, которое уже приближалось к её лицу, нависая над ней.
- Обещаю. Надеюсь, не отвыкнешь. – Улыбка. Ласковая, бережная. И прикосновение губ – лёгкое, как сигаретный дым, и необходимое, как воздух.
***КОНЕЦ***