Бесстрашно глядя в расширившиеся от удивления зрачки академика, она продолжала: «Может быть, вы не знаете и того, что давно существует такса на факультеты. Самые высокие цены на юрфаке и востфаке. Вы, конечно, очень удивитесь, но на геофаке много не берут. В мединституте приемом занимается не комиссия и не ректорат… Профессор, я слишком вас люблю и уважаю, чтобы продолжать этот недостойный вас разговор. Но поверьте, за пределами вашего кабинета — другая жизнь! Ваши представления о ней безнадежно устарели!»
Сумбурная речь несчастной женщины наилучшим образом доказывала то, в чем он не хотел себе признаться. Он действительно зарылся в науку и не заметил новых поветрий. Все эти люди — и сын, согласный за деньги получить образование, и родитель, покупающий диплом, и педагог, обучающий за взятку, — вдруг словно встали перед его мысленным взором в полный рост… Он не был настолько наивным, чтобы не понимать, что это уже не отдельные факты, а ставшая грозной реальностью деградация системы, в которой он сам занимал далеко не последнее место. Неожиданно подумалось: «А ведь права лаборантка, я безнадежно отстал и по большому счету занимаю чужое место. В этом кабинете должен сидеть другой человек, и тогда между академическими кабинетами вновь возникнут столь необходимые для рабочей атмосферы гармония, взаимопонимание, взаимосвязанность и единство устремлений. В этом оркестре мне уже не играть. Я создаю только диссонанс».
«Прошу освободить от занимаемой должности…»
Он отказался враз от всего — и от должности академика-секретаря, вместе со всеми благами и льготами, представляемыми этой важнейшей ключевой позицией в Академии, от председательства в Комиссии по развитию естественных производительных сил республики, чем особенно гордился, от обязанностей члена редколегии журнала «Наука о Земле».
Должности и посты, сколь бы они ни значили, были ничто по сравнению с главной целью его жизни — служением науке. Он, в сущности, освобождал себя от пут, которые мешали ему довести до конца важнейшую работу последних лет. Она представлялась ему особенно важной, как бы заключительным этапом в его долгом научном поиске. Речь идет о геохимической карте Азербайджана, к составлению которой до Кашкая никто не подступался.
Из архива академика Кашкая:
«Зав. фондом Института геологии АН Азерб. ССР тов. Хусид Ф. С.
Во исполнение постановления Президиума от 26 декабря 1976 года и Ученого Совета Института геологии отделу геохимии и минералогии рудных месторождений поручено завершение весьма трудоемкой работы — «Геохимическая карта Азербайджана».
Для выполнения этой работы необходимо использовать большое количество фондовых отчетов Института, Управления СМ Азерб. ССР по геологии и других организаций.
В связи с этим прошу указанных нижеперечисленных сотрудников Отдела ГМРМ Института оформить в соответствующих инстанциях для использования секретных материалов…
Руководитель Отдела ГМРМ Института геологии АН Азерб. ССР
Академик М. А. Кашкай
17 февраля 1976 г.»{136}.
Он не впервые брался за составление карты. В этом деле М. Кашкай обладал наибольшим опытом. В течение последних двадцати лет он периодически участвовал в подготовке и издании различных карт. В библиографическом издании, вышедшем в 1967 году, имеется отдельный раздел — «Карты, составленные М.-А. Кашкаем». Упоминаются геологическая, геотермическая, сейсмическая карты Азербайджана и карта полезных ископаемых Азербайджанской ССР. Каждая из них как бы подводит итог его деятельности в определенном направлении.
Вышеприведенное официальное обращение явилось итогом длительных раздумий и предварительной разработки вопроса. Задолго до этого, точнее, в июле 1975 года, М. Кашкай писал в Москву из звенигородского санатория своей дочери Хабибе: «Нынче мы стали курортниками. Не трудно представить наше житье — вкусно едим, много гуляем по живописным окрестностям, по вечерам смотрим кино. Вроде бы, что еще человеку надо? Однако охватила меня одна идея, которая не дает покоя и заставляет просыпаться в 5 утра, как и всю жизнь. Я занялся изучением принципов составления геохимической карты. И связано это с одной целью — разработкой новой проблемы — «Геохимической карты Азербайджана». Эта карта в нашей геологической науке явится совершенно новым начинанием. Я думал и размышлял об этом давно. Сейчас же приступил непосредственно к реализации идеи и потому впервые раскрываю тебе свой секрет»{137}.
Год спустя, летом 1976 года, он сообщал: «В последние дни по старой привычке вновь перебрался на наш балкон. Я, будучи в Звенигороде, частенько наведывался в Москву и привез кучу интереснейших материалов. Остается только составить план и приступить к его осуществлению в официальном порядке»{138}.
Так он вплотную занялся задачей огромного практического значения — составлением геохимической карты страны, которую исходил вдоль и поперек и в недрах которой для него не оставалось тайн. Составить геохимическую карту — значит вооружить республику своеобразным компасом, который и через 100 лет подскажет, где и что лежит, как происходило формирование полезных ископаемых на территории, каких именно и в каком количестве.
Решение такой задачи было по плечу не каждому. Ее мог выполнить только человек с энциклопедическими знаниями о Земле вообще и азербайджанской в частности.
Это была работа для геолога универсального типа, каковым и являлся Кашкай.
Уже через полгода он пишет в Оргкомитет совещания по проблемам минерального сырья Академии наук СССР: «В ходе работы над составлением геохимической карты Азербайджана выявлен ряд закономерностей в распределении рудогенных, в том числе редких элементов. Мною разработана методика составления такой карты на структурно-формационной основе. Поэтому прошу, кроме моего коллективного доклада, включить второй мой доклад на тему: «Геохимические критерии поисков и наращивания ресурсов минерального сырья в пределах Азербайджана»{139}.
Работа над картой продвигалась поразительно быстро, и уже в конце декабря М. Кашкай обратился к академику-секретарю отделения науки о Земле, тогда еще члену-корреспонденту АН Азербайджанской ССР Митату Аббасову с просьбой: «Постановлением президиума АН Азербайджанской ССР (от 26.XII.1976 г. № 62) мне было поручено завершить геохимическую карту республики в масштабе 1:600 000. Эта весьма трудоемкая работа, требовавшая многих лет работы, закончена в указанный в постановлении короткий срок. Однако необходимо заполнить чертежные работы. Институт геологии выделил чертежников для оформления геохимической карты республики и приложения к ним»{140}.
Новая работа увлекла его. М. Кашкай был вновь, как и в прежние годы, на подъеме. Новый, 1977 год он встречал в приподнятом настроении, словно бы сбросил груз последних нелегких лет. Он выглядел быстрым, подвижным, много шутил. Когда принесли ему постановление президиума Академии наук «О подготовке к юбилею 70-летия академика Мир-Али Кашкая», заметил: «А тут нет ошибки? Точно — 70-летие?» Увы, празднество пришлось перенести на неопределенные сроки — в самом начале января, поздно вечером Улдуз-ханум пришлось сделать то, чего ей никогда не приходилось делать: вызвать для мужа «скорую помощь».
Врачам недолго пришлось трудиться, чтобы поставить диагноз — инфаркт. Чуть позже, после консилиума, последовало уточнение — обширный инфаркт миокарда. Впрочем, пациент в реанимационной пробыл недолго. Его состояние быстро улучшалось, а когда оно перестало внушать врачам опасение, ему даже разрешили заняться картой, мысль о которой ни на минуту не покидала академика. Просмотр ранее подготовленных разделов очень скоро сменился приглашением машинистки, которой неоправившийся еще окончательно от болезни академик надиктовывал теоретическую часть объемного картографического труда. Вслед за этим появились в палате сотрудники из лаборатории, с которыми он обсуждал проводимые исследования, консультировался о главном — геохимической карте Азербайджана. Рядом с ним все время находился сын Чингиз, к тому времени уже доктор наук, которому академик поведал свои соображения, связанные с картой.