«Но… вдруг..?»
«Ун, до, тре, кетр. Ну же! Ну же, Дэн! — сознание мутилось. — Убей. Хайра? Ирда? Великие боги! Еще немного, и я сойду с ума. Еще немного, и Ирд умрет. Не тот, которого тащат по Лабиринту, словно жалкого унрита, пропившего последние остатки мозгов. А тот, чья мысль, чья сила еще недавно была… была. О, хайр-Ирд! Вот тебе и покой! Черный склеп подземелья. Тупая морда магрута. Еще пара хор, и все, что тебе останется, Ирд — темная пучина безумия, если… Если ты не уничтожишь это чужое, ненавистное, страшное… Тело? Живую могилу? Дэн, поспеши. Ты достаточно ошибался. Не ошибись хотя бы на сей…»
«Посмотри, он же ждет. Он устал ждать».
В сгущающейся темноте смутно виднелась уродливая морда бездействующего хайра. Могучие лапы намертво приклеились к полу. Из обвислого мохнатого брюха выдавилась и поползла к ногам унрита хиссообразная «паутина». Дэн уже не пытался ни защищаться, ни бежать. Он едва ли не с любопытством наблюдал, как живая «веревка» добралась до него, обвилась вокруг ноги. Вторая оставалась свободной. «Веревка» затянулась. Стало больно. «Еще не поздно перерубить ее», — вяло подумал унрит. Магрут потянул «паутину» на себя.
Дэн сделал шаг, чтобы не упасть.
Потом еще.
И еще.
«Только бы не погас факел, — молил он, — я хочу видеть Унру в лицо».
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ДОЛИНА
Свет Таира слепил глаза. Если это и был сон, то самый лучший сон в ее жизни. Огромный шар изливал потоки тепла и света, и даже сумрачные горы Магра, казалось, расцветали всеми цветами радуги. Только седые вершины, маячившие вдали, были по-прежнему холодны и суровы. А многочисленные ручейки, пробивавшие себе дорогу в их каменных телах, походили на слезы.
Ей тоже хотелось заплакать. Она хлюпнула носом и с беспокойством оглянулась на своего странного спутника: заметил? нет? Потом, увидев отсутствующее выражение на его лице, тяжело вздохнула: «Теперь он не заметит и… Унры».
Даже живительный свет не пробудил к жизни его чувств и мыслей.
— Ои (она подхватила унритское словечко, так хорошо выражавшее и боль, и радость, и удивление, и страх).
— Ои! — повторила девушка и, взяв «капюшона» за руку, поспешила отойти от мрачного входа в Пещеры. Ирд был послушен и тих. «Если это, конечно, Ирд». Неподвижное лицо походило на маску. Впрочем, будь Мирилла чуть повнимательнее, она бы заметила, что глаза Ирда, вовсе не так неподвижны, как ей кажется. Его расширенные зрачки нет-нет да и переползали из стороны в сторону. Тревожно.
Магрут боялся света.
А света было много.
Перед путниками расстилалась цветущая долина, и пышные кроны деревьев указывали на то, что места эти не обделены ни влагой, ни теплом. Выбравшись из Лабиринта, Ирд и Мирилла оказались на плоском уступе скалы, который возвышался над долиной на несколько десятков минов. Справа уступ полого спускался вниз. Спереди и слева резко обрывался в пустоту. Сверху хорошо была видна голубая лента реки, которая хиссой проползала среди буйствующей растительности и терялась в ней далеко на западе. Там долина постепенно сужалась, и огромные горы, покрытые белыми шапками снега, пополняли ее воды многочисленными речками и речушками. Мирилла вздохнула. Свежий воздух приятно омывал уставшие легкие, вызывая головокружение. Она присела на корточки, чтобы не упасть.
— Садись, — тихо сказала Ирду, уже не надеясь услышать его голоса, — надо дождаться унрита.
Вместо того, чтобы сесть, «капюшон» сделал несколько неуверенных шагов к Пещере. Он прикрывал глаза рукой (яркий свет сжигал опустошенный мозг), и это был единственный человеческий жест за те полхоры, что провела с Ирдом Мирилла.
— Куда ты? — спросила она скорее себя, чем его.
Он не обернулся.
Девушка поспешно вскочила на ноги и догнала Ирда. Ей снова пришлось взять его за руку и едва ли не силой тащить за собой. Затем она усадила «капюшона» на плоский камень на краю обрыва, откуда открывался прекрасный вид на долину. Девушка присела рядом, но тут же вскочила — камень источал невыносимый жар. Мирилла с удивлением посмотрела на неподвижно сидящего Ирда. Он не шелохнулся даже тогда, когда она коснулась его плеча:
— Это же сковородка.
Ему было все равно.
— Мы дождемся унрита здесь, — не очень-то уверенно сказала девушка, задумчиво глядя на расстилающуюся перед ними жизнь.
Он мог бы дотронуться до магрута. Мог коснуться узких прорезей глаз. Мог провести рукой по грубой шерсти. Мог даже ощупать могучие резцы хайра — так близка была его полураскрытая, источающая невыносимые запахи пасть. В руке унрита был факел (пускай уже угасающий, но им еще можно ткнуть в мерзкую морду). Свет факела, обратил внимание Дэн, заметно тревожил хайра. Массивная морда была развернута так, чтобы красные языки не касались глаз. «Может быть, поэтому он и не нападал, — подумал унрит, но тут же одернул себя: — не нападает и сейчас».