- Зачем ей быть свободной от воли Иеманжи? – неодобрительно спрашивает Гвиллион. – Она что, засуху наводит?
Патер болезненно кривится. Похоже, что владычество синьоры Уия ему и самому в тягость, но не признаваться же в этом?
- Она – дочь Орунга[10], - неохотно выдает он семейную тайну Синьоры. – Синьоре не место у воды. Вода убьет Синьору.
- Так чего же ей от нас нужно? – недоумеваю я. И все – буквально все – смотрят на меня с иронией: что ж ты наивная-то такая?
И правда. Несмотря на древнюю, как это побережье, вражду, с потомком старого врага всегда есть о чем поговорить. На любопытстве, на самонадеянности, на корысти вырастут новые связи, немыслимые для древних богов.
- Я мог бы обмануть вас, - поучительно заявляет священник, – сказать, что Синьора дружит с Матерью Вод. Или даже соврать, что знаю средства от порчи, наведенной на вашего спутника. Я мог бы устроить обряд и превратить его в зомби, покорного Синьоре Уия. Но я не унган, я бокор[11]. И говорю только правду, оттого и живу здесь, а не в прОклятом городе в сердце пустошей.
- Так город проклят? – интересуется Марк с напускным безразличием.
- Тебе ли не знать! – с неожиданной злостью выпаливает пастор. – Твоя вторая сущность все сделала, чтобы населить город пожирателями душ и их пищей!
- Пожирателями душ? Пищей? – морщится Марк. И вдруг на его лице проступает одновременно понимание и отвращение. – Так что, все эти серенькие людишки – это пища для пожирателей душ?
- А то ты не понял! – продолжает свои наезды святой отец. – Ты спроси свою вторую душу, которая обгладывает тебя изнутри: отчего это прекрасный наш город населили зомби? Отчего живые чувства даны лишь привидениям? Отчего изгнана религия наших отцов и дедов, которая позволяла человеку вместить духа в себя и просить богов о помощи, не стыдясь своих желаний? Где храбрость наших людей, их готовность говорить с богами и духами открыто, не прикрывая мечту о любви, мести, богатстве и удаче жалкой, истасканной моралью о вознаграждении праведных?
Марк хмуро молчит. То ли соглашается с патером, то ли не желает заводить бесполезных споров. А священник поглядел-поглядел на его нераскаянную физиономию, сменил гневное выражение лица на пасмурное, да и пригласил в одну из хижин, одинаково и грубо сколоченных из серых корявых досок.
А в хижине нас встретили демоны, украшавшие… христианский алтарь. Череда демонов в обличьях христианских святых. Конечно же, священник и прихожане знают, с кем имеют дело. Им, вообще-то, все равно, как называть покровителя. Они с детства помнят, что второе лицо святого Петра – дух дверей Легба, святого Патрика – Великий Зомби Дамбала, пресвятой Богородицы – всемогущая Матерь Вод. Эрзули. Йемайя. Иеманжа. Пластиковые и керамические лица изваяний, неуловимо измененные, утратили фирменно-постный вид. Святые подтрунивали над нами, перемигивались, насмешничали, строили рожи. Они были похожи на толпу школьников, а мы – на преподавательский состав, заявившийся в класс из-за особо возмутительной шалости.
В этой хижине, служившей не столько храмом, сколько лавкой колдовских амулетов, Марк совсем скис. Фрель не выдержал – и бросился защищать своего престарелого протеже.
- А знаете, отец Как-вас-там, что Марк выпустил на волю Мэри Рид? – напустился он на пастора.
- Кто такая Мэри Рид? – не дрогнул священник.
- Пиратка! Знаменитая пиратка! Вы что, не знаете Мэри? Да в ее могильной плите было больше магии, чем во всех ваших фигурках, костях, четках и травке! Ее могила у памятника…
- Эшу Аровоже! Он вызвал Эшу Аровоже? – пастор неожиданно перебил Фреля с таким потрясенным видом, как будто узнал, что Марк все это время, не щадя чувств верующих христиан, проводил вудуистские обряды на центральной площади.
- Ну, а этот Аровоже кто такой? – устало спросил Марк. – Надеюсь, не сам сатана?
- Почти сатана, - счастливо кивнул пастор-бокор. – Дух-проводник Олокуна, божества моря. Все Эшу несут хаос, перемены, чудеса и преображения. Они – дорога, что связывает миры. Ты открыл дорогу духам, мальчик?
- Выходит, что открыл, - пожал плечами Марк.
- Старик! – с каменным (а каким же еще?) лицом и с ноткой раздражения в голосе произнес Гвиллион. – Ты понимаешь, с кем говоришь?
- Конечно, понимаю! – хмыкнул старик, но как-то почтительно хмыкнул, без панибратства. – Ты - Огун[12], с тобой дети Иеманжи и двое смертных.
- Со мной ОДИН смертный. – Лицо Гвиллиона слегка искажается, что может означать и ухмылку, и гримасу презрения – а может, и то, и другое разом.
10
Сын Иеманжи и Аганжу (духа земли в мифологии йоруба), страдавший тяжелым эдиповым комплексом и взявший собственную мать силой. Разгневанная Иеманжа после инцеста удалилась в недра океана и на земле ее больше не видали – прим. авт.
12
Дух огня и молний, бог железа и войны, покровитель кузнецов и воинов в пантеоне вуду – прим. авт.