— С ума сошла? — осведомилась Алконост. — Скорей я прикончу тебя.
Ирина сладко зевнула.
— Да уж, сделай милость, а то уже достала своими угрозами. Слушай, ненормальная, почему меня не покидает ощущение, что ты младше меня?
— Потому что у богов более длительный период взросления, — последовал неохотный ответ.
— Сколько тебе лет по человеческим меркам?
— Не скажу.
— И не надо. Судя по поведению, тебе не больше пятнадцати. Господи! Знала бы, что ты ещё мелкая…
— То что? — рыкнула Алконост.
Перед глазами Ирины промелькнули неподвижно лежащие Эдик и Даша, и её расположение, возникшее было к сестре, бесследно улетучилось. Делая скидку на незрелость, она могла бы простить Алконост издевательства над собой, во всяком случае, постараться их забыть, но ни при каких обстоятельствах она не собиралась прощать ей убийство своих паладинов.
— Ничего! — процедила она сквозь зубы. — Иди спи и давай на этот раз без пиротехнических штучек. Всё равно я не могу помочь тебе освободить Лотико.
На лице Алконост промелькнуло отчаяние.
— Равнодушная сучка! Тебе всё равно, что Лотико страдает в аду!
— Всё равно или нет, это делу не поможет. Ты же слышала отца, здесь замешана политика. Видимо, дело серьёзное, если он упёк внука Хаоса в Тартар. Пока расстановка сил не изменится, он не будет слушать ни тебя, ни меня.
— Не освободишь Лотико, я снова запихаю тебя в Тартар! — пригрозила Алконост и Ирина сверкнула глазами.
— Заткнись! Уже тошнит от твоего нытья! Канючишь, как малолетка: «Лотико, Лотико!», — вот вынь прям и положь! Он тебе игрушка что ли? Не говоря уж о том, что ты ему нафиг не нужна!
После слов сестры Алконост вновь взъярилась, но до драки дело не дошло: рядом с ними возник Золотой император. Вопреки обыкновению, он был в пышном дворцовом облачении, но его сияющие одежды тут же потускнели и превратились в простой тёмный наряд, который он носил в образе мистера Вейса. Маска тоже исчезла, и его взгляд скользнул по лицам дочерей, украшенных свежими синяками и царапинами. «Отец!» — воскликнула Алконост, собираясь вновь просить за Лотико, но грозное «нет!» заставило её умолкнуть.
Золотой император, обуреваемый жаждой присовокупить обеих чад к жертвам ревности Вифании (они безгласными статуями стояли в саду), повернулся к дочерям спиной и обнял жену, которая не замедлила с появлением и материализовалась поблизости от него.
— Прости, что разбудил, но раньше было никак не выбраться, — сказал он, пряча за улыбкой усталость и раздражение.
— Да я ещё не ложилась, — призналась Вифания и бросила на мужа испытующий взгляд, его улыбка её не обманула, но она решила поговорить с ним наедине.
При виде дочерей в её душе проснулась надежда. Сёстры больше пяти минут пробыли вместе и не подрались, что само по себе было уже чудом из чудес.
— Скоро уже светает. Может, нам попить чаю?
— Лично я только «за», — поддержала Ирина мать. — Всё равно мне скоро к Бонам.
— Зачем это? — поинтересовался мистер Вейс, который долго отсутствовал и был ещё не в курсе последних домашних дел.
— Поговорите за столом, — сказала Вифания и все четверо перенеслись в столовую.
Правда, Ирина ещё не твёрдо усвоила заклинание перемещения и несколько замешкалась. Это вызвало едкие насмешки у Алконост, но выразительный взгляд отца заставил её замолчать.
Узнав об ученичестве Ирины, он с равнодушным видом пожал плечами, и девушка постаралась скрыть огорчение. Конечно же, Алконост не преминула подлить масла в огонь, мол, пусть убирается, всё равно она лишняя в семье. Это переполнило чашу её терпения.
— Да без проблем! Как будто мне есть что терять. Не было семьи и это не семья, — заявила девушка и мистер Вейс, подняв голову, уставился на неё тяжёлым взглядом.
— Чем же мы не угодили тебе, Бабочка-однодневка? Потрудись объяснить, — потребовал он и на его лицо лёг отблеск золотой драконьей маски.
«Бабочка-однодневка?» — возмутилась Ирина, раздражённая пренебрежением, которое то и дело проскальзывало в обращении отца.
Глаза дочери, устремлённые на него, превратились в кусочки льда, и мистер Вейс неслышно вздохнул, уже догадываясь, что сейчас последует. И его ожидания не были обмануты.
— Что именно я должна объяснить? — сухо вопросила девушка. — Почему отец без малейшего сожаления готов прикончить родную дочь, а сестра при каждом удобном случае норовит вцепиться в горло? Или я должна объяснить, почему мать всё это знает и при этом не перестаёт твердить, что мы семья? — она обвела глазами сидящих за столом. — Так что я должна объяснить: вашу кровожадность, злобу или ханжество?
— Что заслужила, то и получила, — фыркнула Алконост и снова вгрызлась в бутерброд с ветчиной.
Мистер Вейс усмехнулся и подвинул к себе тарелку с рыбным пирогом.
— Скажем так: каждому своё.
Вифания с упрёком глянула на мужа и, переведя взгляд на дочь, поспешила разрядить обстановку.
— Дорогая, ты ошибаешься. Здесь никто не злоумышляет против тебя.
«Ну, конечно! Будь я проклята, если к кому-нибудь из вас повернусь спиной», — с досадой подумала Ирина.
— Господи! Неужели ты всерьёз веришь, что я приживусь у вас? Прости, мама, но это невозможно. Конечно, кровное родство много значит, и всё же одного его недостаточно, чтобы называться семьёй. Лично для меня семья — это те, кому я могу доверять как самой себе. Люди, которые не предадут ни при каких обстоятельствах.
— Понятно, — отозвался мистер Вейс. — Мы для тебя предатели, которые спят и видят, как бы вонзить нож тебе в спину, — иронично заметил он.
— Ничего, если я не буду разубеждать вас, что это не так? — Ирина поднялась из-за стола. — Спасибо за завтрак. Пожалуй, я пойду. Могу я взять Мушку? — спросила она, глядя на мать.
— Да, конечно! — поспешно воскликнула Вифания, которой разговор за столом всё больше действовал на нервы. Она поднялась вслед за дочерью. — Не возражаешь, если я тебя провожу?
Ирина возражала, но ей не хотелось обижать мать, — ведь она была единственной, кто не сделал ей ничего плохого. «Впрочем, хорошего тоже», — сердито добавила она, хотя знала, что кривит душой. Она догадывалась, что выбралась из Тартара лишь благодаря матери, хотя та ни словом не намекнула ей, что это она вытащила её оттуда.
Несмотря на благополучный исход, у неё остался привкус страха после пребывания в греческом аду. Вот и сейчас, стоило ей вспомнить о нём, и её пробрала невольная дрожь. За бессчетное количество веков Тартар настолько пропитался ужасом, отчаянием и безнадёжностью своих узников, что рано или поздно любой новичок сходил там с ума, даже боги.
Понимая, что должна быть благодарна матери, девушка кивнула.
— Идём, но только до конюшни.
— Хорошо, — согласилась Вифания.
Выйдя из дома, мать и дочь пошли рядом, оставляя на желтоватых плитках песчаника, мокрых от росы, две цепочки узких изящных следов. Вместе они производили ошеломляющее впечатление и сатиры, крадущиеся следом за ними, неслышно застонали. Козлоногие ловеласы собрались было приблизиться к беспечным красавицам, но те оказались не столь беззащитны, как им показалось. Прямо из воздуха возникли чёрные когтистые руки и, зажав сатирам рты, выдернули их из реального мира.
Ни мать, ни дочь не заметили разыгравшейся трагедии и спокойно продолжали свой путь.
Вифания любила предрассветные часы, когда нарождающийся мир юн и свеж, и не пыталась завести беседу с дочерью. Тем не менее, любуясь рассветом, она периодически поглядывала на высокую светловолосую девушку, идущую рядом с ней, и удивлялась самой себе. В душе она не верила, что способна привязаться к взрослым дочерям и всё же чудо совершилось. «Скорей всего, Сирин нашла путь к моему сердцу, когда прыгнула в Тартар, чтобы спасти меня. Ну а Алконост настолько бестолковая и уязвимая, что поневоле тянет её опекать», — размышляла она, с удовольствием вдыхая сельский воздух, напоённый утренней прохладой, росной свежестью трав и слегка отдающий запахом коровьего стада. Где-то вдали зазвучала бесхитростная мелодия пастушьей флейты, но тут же смолкла, уступив место волшебному пению свирели Пана.