— Давай про зараженных. Есть какие–то вопросы?
— Да полно. Начнем с того что хочу подробнее знать о стадиях развития. Кто за кем идет от самого начала? И не просто споровик, горошник, жемчужник. Первый пустыш. Ползун это ослабший от голода пустыш. За ним кто? Бегун?
— Погоди, — подняла руку Заноза. — Среди пустышей есть не только ползуны. Есть еще прыгуны или джамперы.
— Прыгают далеко? — приподнял бровь я.
— Нет, могут ускоряться, но совсем ненадолго. Пробежит метров пять, может десять и все. Сдувается. Это чуть–чуть начавший меняться в бегуна пустыш. Прыгнуть тоже может, но не так далеко как другие твари. Хотя, скорее всего дальше, чем человек.
— С этим ясно. Такого я видел, — кивнул.
— Из пустышей получаются бегуны. Считается что этих в улье больше всех. На бегуна наткнуться проще, чем на пустыша. Эти могут совершать довольно длинные скоростные рывки и могут бежать со скоростью не уступающей человеческой несколько километров. Матерых бегунов называют спидерами. Они очень опасны, если у тебя нечем от них отбиться. От таких на своих двоих точно не убежишь. Бегуны матереют дальше и становятся жрачами. Жрачей еще лотерейщиками зовут. Ты лотерейщика видел, когда мы с хутора улепетывали. Помнишь?
— Помню. Видел и не только их. Бегунов тоже видел и матерых и не очень. Что можно взять с бегуна? Я находил споран, но не всегда.
— А с них только спораны и можно брать. Больше в бегунах ничего нет. Когда пустые попадаются, а когда один или два спорана, но не больше. Давай дальше спрашивай.
— Что в лотерейщике?
— Тоже спораны, но изредка можно найти горошину. Его из–за этого лотерейщиком и зовут. Ведь лотерея же получается, — очередной рывок поводком кота. — Лотерейщик развивается в топтуна. Он больше, страшнее, сильнее, но узнать его легче всего по отсутствию причиндалов. Все кто до него причиндалы еще не потеряли и бегают с голыми писками. Если увидел лотерейщика без письки, значит, он вот–вот станет топтуном или его уже им можно считать. Еще его легко можно узнать по прыгающей походке и по костяным пяткам. Там происходят сильные изменения в стопе и, толи кость выпирает наружу, толи еще что. Я толком не знаю, но он ими стучит, когда ходит. Поэтому и зовется топтуном. Его еще чертом зовут, потому что кажется, словно он копытами стучит. С топтуна можно взять до 6 споранов и в половине случаев в нем есть горох. Топтун становится кусачем. У этого руки длинные и он напоминает обезьяну. Еще у него второй ряд клыков лезть начинает. В них почти всегда есть янтарь, хоть и почти мусорный. Споранов можно взять до 12. Горошин до 4. Из кусача получается рубер или иначе рапан. У них башка бывает на раковину похожа от костяных пластин. На руках шипы растут. Может больше полутоны весить и грызть толстые доски. Может разобрать машину, если на ней хорошей брони нет. Взять с него можно до нескольких десятков споранов, до 7 горошин. Еще говорят, что кто–то находил в таких жемчужину, но это редкость великая. Легче иммунным при загрузке кластера оказаться, чем найти в рапане жемчуг. Круче рубера только элита, а круче нее я никого не знаю. В таких споранов по нескольку сотен, полно гороха и практически всегда есть жемчуг. Говорят, что бывает и по семь жемчужин в твари, но это просто кайдзу какие–то, — она закончила.
— Что за кайдзу? Тоже зараженные? — совершил ошибку и узнал, что в ее мире существует фильм Океанский рубеж, в котором гигантские роботы сражаются с гигантскими монстрами. Еще узнал, что Годзилла в ее мире тоже снят и не раз и кайдзу и он это разные монстры. Ну, по крайней мере, это она так думала, а я другой информации не имел. Между разговорами о выдуманных монстрах поинтересовался, все ли элитники могут прыгать на 50 метров, как Тимошка, но точного ответа не получил. Ей говорили что–то о тварях с дарами Улья, и это мог быть один из таких даров, но это не точно.
Пока девушка, забыв о необходимости рассказать, о внешниках, мурах и квазах, усердно просвещала меня на тему фантастических фильмов ее родины мы вышли к чему–то новому и непонятному. О таком Заноза еще рассказать не успела. Нормальный лес, по которому мы шли, привычно обрезало точно ножом, но за ним начинался не новый нормальный лес, поле или что–то иное. За срезом начиналось нечто странное, чуждое и черное. Создавалось впечатление, что какой–то гигант облил черной краской большой участок леса. Антрацитово черные деревья. Точно такого же цвета трава и кусты. Рассмотрел даже птичье гнездо на ветке ближайшего дерева. Оно тоже было черным.
Я замер глядя на очередное непонятное явление.
— Мертвый кластер. Чернота, — прокомментировала спутница.