Пайпер спрыгнула с руки Хайбаруса, но не отпустила его. Николас схватил за вторую руку, за которую минутой ранее цеплялся Иснан. Нактарас, полупрозрачная, медленно погружала пальцы в череп Хайбаруса.
— Не сопротивляйся, — приказал Иснан, стараясь держать тяжёлые веки поднятыми. — Подчинись. Сдайся. Прекрати бороться. Отпусти весь хаос, который контролируешь. Сбрось цепи.
Хайбарус зарычал, забился, пытаясь сбросить с себя сальваторов. Фортинбрас глубже вонзил меч в его сердце, копьё Геирисандры выскользнуло из его шеи и тут же пробило живот, едва не задев Третьего.
— Интересный у нас вышел бой, — промурлыкала Нактарас, процарапав на щеке Хайбаруса глубокую рану, из которой подобно дёгтю потекла кровь. — Послал за мной своих демонов, а сам остался охранять Гаапа. Думал, они смогут меня схватить? Жалкое зрелище.
— Не сопротивляйся, — повторил Иснан, прижав пальцы к виску. Давление внутри черепной коробки с каждым словом уранионши становилось всё сильнее. — Подчинись. Сбрось цепи.
— Твой рассудок омрачён хаосом, Хайбарус, — ласково произнесла Нактарас, процарапав ему и вторую щёку. — Когда-то ты был великим уранионом, равным нам, а теперь… Посмотри, как низко ты пал.
— Посмотри, как низко пали вы, Нактарас, — прорычал он, и его слова ударили по Иснану, заставив рухнуть. — Надеетесь на помощь смертных.
— Ты тоже надеялся использовать их.
«Использовать, как же, — услышал Иснана вкрадчивый шёпот Хайбаруса. — Я бы дал тебе власть, какую сигридцы никогда не доверят тебе. Я сделал тебя лучше, чем ты был, Иснан. Я бы дал тебе место рядом с собой…»
Иснан, пошатываясь, встал, подошёл к Хайбарусу и вновь припал к его прокушенной руке, насыщаясь кровью, после чего яростнее повторил:
— Не сопротивляйся! Сбрось цепи!
— Да будет ночь темна и вечна, — пророкотала Нактарас, сжимая голову Хайбаруса в своих руках. — Да будет день светел и нескончаем, Хайбарус…
— И иди-ка ты на хер, — учтиво вставил Иснан, из-за чего Ренольд тут же заорал на него, ругая за то, что он посмел влезть в древний ритуал прощания, который был известен только уранионам.
— Верно, — неожиданно улыбнулась Нактарас, повторив: — Иди-ка ты на хер, Хайбарус.
По его телу побежали трещины. Обычно демоны распадались на хаос, но их король уже обрёл плоть благодаря магии, хранившейся в Цитадели, и ритуалу, который прямо сейчас проводила Ситри во Втором мире. По расчётам Геирисандры, как раз в таком состоянии Хайбарус мог бы открыть Переход во Второй мир. Но уранионы ранили его сокрушителями, усиленными ихором и магией сакри, а Иснан подавлял его волю к сопротивлению. Сила, которую Пайпер влила в Хайбаруса, била сквозь трещины золотистым светом — её было много, слишком много, чтобы король демонов мог использовать её, исцелиться и сбежать.
— Не двигайся, — с улыбкой отдал новый приказ Иснан, уже практически не обращая внимания на то, что ноги едва держат его. — Не сопротивляйся. Подчиняйся.
Лицо Хайбаруса исказилось в хищном оскале. Фортинбрас резко выдернул меч, окатив себя чёрной кровью. Геирисандра сделала то же самое. Пайпер и Николас со всей силы потянули Хайбаруса к полу и замерли, держа его на месте, когда Нактарас растворилась в воздухе, вновь оставив их, а за спиной короля демонов остановился Гаап.
Его кожа была светло-серой, с белыми линиями вен и сигилов, покрывавших каждый открытый участок тела. Светлая одежда висела клочьями, на которых золотистыми пятнами расплывался ихор. Гаап был весь изранен, но медленно исцелялся прямо на глазах. За его спиной Иснан заметил Онорину, которая, очевидно, и помогла ему подняться на ноги, когда Хайбарус из-за приказа Иснана всё же сбросил цепи.
Гаап положил ладони на виски Хайбаруса и резко задрал его голову назад, заставив смотреть в глаза — отливавшие ртутью и горевшие жестокостью.
— Я исцеляю тебя, Хайбарус, — с дикой улыбкой произнёс Гаап. — Да будет ночь темна и вечна. Да будет день светел и нескончаем. Да будет иллумэ барал, хаос и магия, жизнь и смерть!
Тело Хайбаруса начало разваливаться на части, но те не опадали на пол, а поднимались в воздух и растворялись. Иснан приготовился ощутить, как король демонов борется, бьётся в хватке сальваторов и уранионов, но тот вдруг громко рассмеялся. Из трещин в его теле продолжал бить золотой свет, из ран, оставленных сокрушителями — течь кровь, руки Гаапа всё ещё сдавливали его голову, тогда как глаза горели магией. Его лицо плавилось как от огня, бесформенной массой стекало вниз по шее и затекало в трещины на груди и плечах, которые с каждым мгновением всё ширились.