— Хватит пялиться.
— Ты хорошо сложен, — откусив добрую половину сэндвича, вслух заметила Стелла. — Много тренируешься?
— Тебе-то какое дело? Что за тупые вопросы? Не к кому пристать, что ли?
— Так многие спят уже.
— И ты проваливай.
— Я уже выспалась, — закатив глаза, ответила Стелла. — Сейчас бы поохотиться, да барьеры не выпустят ночью.
— И? Решила меня доконать вместо этого?
— Ты ни с того ни с сего ударил стену. Конечно же, мне интересно, в чём дело.
Хотя Стелла уже догадывалась: в Иснане, которого Энцеладу не дали убить.
— Что ты прицепилась ко мне? — практически простонал он, опуская плечи.
— Просто так люди не ломают стены.
— Я ничего не ломал.
— Ну, ладно, тут я погорячилась. Слишком слабенький был удар.
Энцелад сделал ровно то, на что рассчитывала Стелла, говоря это. Он вскинул бровь, будто удивлённый её замечанием, и с вызовом бросил:
— Слабенький?
— Ладно, не слабенький. Средненький. Костяшки-то сбиты. Но всё ещё недостаточно сильный. Ты совершенно не контролируешь ярость, вот она и мешает.
Энцелад медленно наклонив голову вбок, окинув её оценивающим взглядом. Стелла прекрасно осознавала, кому пытается доказать свою правоту, и потому была готова к упрёкам, нравоучениям и даже оскорблениям. Вряд ли кэргорский рыцарь потерпит, чтобы его учила какая-то безродная девчонка, которая только и умеет, что превращаться в волчицу.
Но Энцелад, удивив её, натянуто рассмеялся и сказал:
— Он за решёткой, и его голова всё ещё не у моих ног. Разве это справедливость?
«Справедливость может опаздывать», — хотела сказать Стелла, зная, что Энцелад посчитает её дурой.
Но справедливость и впрямь могла опаздывать. Катон так и не ответил за то, что делал с ней, потому что сама Стелла просила Фортинбраса не спешить. Как бы ей ни было больно и страшно, в Диких Землях они должны были держать Катона в качестве союзника, а не врага. Он был сильнее, умнее и хитрее, обладал магией, о которой никто не знал, и мог быть полезен. Важна была только выгода, которую Фортинбрас мог извлечь в пользу сигридцам.
Но Энцелад — другое дело. Стелла слышала о том, что случилось с его сестрой, и понимала, что он не будет смиренно ждать, пока с Иснаном договорятся. Его отрубленная голова должна быть у него прямо сейчас, но этого до сих пор не случилось.
Иснан был ценен, это понимали все. Несмотря на всё, что он делал, и тех, кого убил, он был сальватором, и вряд ли Ренольд в ближайшее время собирался менять себе сальватора, иначе сделал бы это давным-давно. Коалиция нуждалась в Слове — значит, нуждалась и в Иснане, с которым придётся сотрудничать на условиях, которые ещё никому не были известны.
Но это не означало, что справедливости совсем не будет.
— Справедливость может опаздывать, — всё-таки сказала Стелла, наконец доев второй сэндвич. — Но это не значит, что её совсем не будет.
— Что ты вообще можешь знать о справедливости?
Стелла пожалела, что так быстро съела сэндвич. Захотелось швырнуть его в лицо Энцеладу, чтобы стереть эту снисходительную усмешку. Она прекрасно знала, о чём говорила, и могла бы вбить это в Энцелада, но всё же сдерживалась. Он спас Клаудию, за что заслуживал хотя бы немного уважения. И он был дорог Гилберту, следовательно, дорог и Стелле.
— Знаю достаточно, уж поверь, — процедила Стелла. — Только представь, в каком страхе будет Иснан, зная, что в конце концов ты убьёшь его. Пусть думает об этом каждый день и каждый час. Пусть знает, что ты всегда рядом, ждёшь, когда он ошибётся. А может быть, он вообще не будет об этом знать. Может, будет думать, что, если поможет коалиции, его оставят в покое, позволят жить дальше. А потом ты убьёшь его. Разве не прекрасно?
На последних словах Стелла уже широко улыбалась, но, заметив настороженный взгляд Энцелада, опустила плечи и сжала губы в тонкую линию. Неужели она сказала что-то не то?.. Вроде бы, всё то: Стелла была уверена, что если Энцеладу не позволят убить Иснана прямо сейчас, то будет справедливым позволить сальватору жить в страхе или с ложной надежной на спасение, которую потом отберут. Если бы она была достаточно сильна, она бы так и поступила.