Рейна никогда не говорил «со мной» или «с тобой». Всегда были только «они» — сальватор и его сакрификиум, имеющие разные личности, взгляды и истории, но объединённые целью и стремлением, благодаря которому Рейна и присмотрелась к нему.
Николас, сколько ни пытался, так и не узнал, что конкретно она в нём разглядела.
Но всё ещё были только «они» — были и всегда будут, даже когда осквернённые грехом Хайбаруса кости всех демонов обратятся в пыль, — и никакие твари не смогут их победить.
«Убей её! — понизив голос до шёпота, повторила Рейна. — Пусть знает, каково это — вставать на пути тех, кого избрали высшие».
Николас так и не поверил всем сердцем в то, что уранионы — сигридские боги — и были высшими существами. Однако верила Рейна, а он всегда верил ей.
Всегда — только «они».
Николас заорал вместе с Рейной, когда Нуаталь впилась зубами в его ладонь. Разве что сакри — от злости и чтобы поднять ему настрой, а он — от боли и испуга. И всё же он протолкнул руку дальше, позволяя демонице вновь пройтись по свежим ранам, царапнуть кость и глотнуть крови, а сам стиснул челюсти, чувствуя, как израненные щёки кололи хлынувшие слёзы. Пусть прокусывает ему руку сколько хочет, всё равно ничего не добьётся. Николас, может, слабак, но он всё ещё сальватор. Он победит её.
Он её убьёт.
«Мы её убьём, — исправила Рейна, и Николас будто наяву увидел, как она облизывает губы, словно хищница перед загнанной в угол добычей. — Мы вырвем её сердце и заставим подавиться им, а после сожжём её тело, чтобы…»
«Да ты определись уже!»
Вспышку фиолетового, сорвавшуюся с его пальцев, Нуаталь проглотила и даже не поморщилась. Лишь дико улыбнулась, в очередной раз демонстрируя зубы, испачканные его кровью и с застрявшими кусочками его плоти, и приблизилась практически вплотную. Николас даже моргнуть не успел. Когти впились ему в плечи — опять, опять, опять! — а Нуаталь, зарычав во всё горло, опрокинула его назад.
Николас падал не в океан, что распростёрся на сотне метров внизу. Он падал в пустоту: пространство, наконец, не выдержало, разорвалось под давлением боровшихся друг с другом магии и хаоса, и брешь поглотила их обоих. Не было слепящей белизны, в которую однажды угодила Пайпер, или кромешной тьмы, где даже собственных рук не различить.
Брешь буквально сходила с ума. Все без исключения демоны пытались открыть где-то удобный для них переход, нещадно рвали ткань пространства, нарушая естественные потоки магии и хаоса. Здесь, везде и негде одновременно, теперь сплетались и чужие потоки, что пока что маленькими коллапсами нарушали пусть и странную, но стабильность этого места. В ослепляющих вспышках, что чередовались с непроницаемой тьмой, Николас едва успевал видеть, как двигается Нуаталь, и либо отскакивать в сторону, что не всегда получалось, либо прикрываться магией. Её крылья широко распахивались, касались следов-шрамов в пространстве, что остались от неудачных попыток прорваться сюда — да и её ли попыток? Николас уже не был уверен, что привычные ему законы времени и пространства, которые подчинялись магии Второго мира, всё ещё работают.
В битве схлестнулись сразу несколько сторон, каждая из которых обладала разрушительной силой. Одни только сальваторы, единственные, кто умел закрывать бреши, могли дестабилизировать магию Второго мира. На что же способны ещё тысячи и тысячи демонов, ставшие пешками на обеих сторонах, и уранионы, для которых жизни смертных — лишь секунда в вечности, которой они измеряют своё существование?
Как сильно все эти силы могут не столько пошатнуть, сколько безвозвратно исказить иллумэ барал, который уранионы столь безумно искали всю свою вечность?
Сколько новых узлов, лишних и случайных, в переплетении жизни и смерти всех живых существ, их судеб, мыслей и чувств уже создали попытки Нуаталь распорядиться хаосом так, как ей нужно, и всплески магии Николаса?
Сражение только-только возобновилось, а Второй мир уже разваливался на части. Он понял это, когда когти Нуаталь прорвались сквозь барьер, быстро воздвигнутый им, и вцепились ему в левую щёку. Из-за ослепляющей вспышки боли он не уследил, как Рейна взяла его тело себе и, безжалостно дёрнувшись в сторону, из-за чего когти демоницы прорвали ему щёчную мышцу, вытащила из-под куда более опасного удара. Там, где мгновение назад был Николас, — не стоял, не парил и не лежал, просто существовал среди кошмара, в который магия и хаос превратили карман между мирами, — в коротком всполохе света откуда-то со стороны он увидел чёрный меч. Очертания его были неровными, колебались, как рябь на воде, и исходили песчинками хаоса. Воздух вокруг него тоже искажался: словно Нуаталь заставляла хаос этого места меняться в угоду её воле, ещё сильнее разрушая его. Карманы между мирами сами по себе разрушенные местечки, масштабное нападение демонов довело их до критической точки, а Нуаталь безжалостно уничтожила эту точку и создала чёрную дыру — ту, что будет поглощать и разрушать, до невозможности искажая реальность.