Николас лишь благодаря Рейне вскинул одну руку, надеясь, что хоть немного отведёт удар. Когда чёрное лезвие почти коснулось его, что-то со всей дури дёрнуло его назад, и Николас упал, задохнувшись от крика боли. Лезвие промелькнуло в сантиметрах от его лица и царапнуло по полу.
«Пол, Нико!»
Здесь не было ни пола, ни потолка.
Нуаталь снова вскинула меч и с безумными глазами, в которых Николас сквозь пеленую боли и слёз не мог разглядеть хотя бы каплю былой собранности, с рёвом опустила его.
Брешь содрогнулась, стоило двум мечам скреститься. Из-под лезвий летели искры. Трещины, что расползались в воздухе, медленно затягивались. Николас, одной рукой упиравшийся в расколотый пол, ощутил, как тот медленно восстанавливается будто сам по себе.
Морщась и плача, он со стоном отполз даже не на полметра, намного меньше, и заставил себя сосредоточить внимание на втором мече, остановившем Нуаталь. Тот, в отличие от неё, был белым, как и знакомые многослойные одежды, украшенные бронзовыми пластинами. Демоница держалась несколько секунд, но дрогнула от ответного удара и отскочила на метр, выплёвывая слова на своём языке.
Мужчину, подоспевшего на помощь, Николас узнал — и едва не зарыдал от облегчения, когда тот слегка повернул голову и посмотрел на него чёрными глазами.
— Удержи это место в целости как можно дольше, Четвёртый, — приказал Эквейс, направляя лезвие белого меча на Нуаталь. — А я пока отрублю твари голову.
«Шевелись, Нико!»
Он, до скрежета сжав челюсти и часто дыша, перевернулся и упёрся ладонями в пол. Правая нога адски ныла, и даже Рейна, как ни старалась, не могла заглушить всю боль. Магия слишком медленно лечила его, но гораздо быстрее, чем если бы Движение не было сплетено с Силой и Временем. Чтобы срастись мышцы, перед этим придётся убедиться, что не треснули кости, но сейчас у Николаса не было на это времени. Боль терзала каждую клеточку его тела, будто лезвие вспороло не правое бедро, а всё тело, прошлось от кончиков пальцев до макушки, а Нуаталь после вывернула его наизнанку. Однако он заставил себя широко распахнуть глаза, лишь бы даже на долю секунды не поддаться соблазну провалиться во тьму, и с силой надавил ладонями на холодный пол.
Каким бы образом Эквейс ни восстановил здесь относительный порядок так быстро, вряд ли у него будет лишнее мгновение, чтобы повторить это. Фортинбрас, скорее всего, успел бы прочитать время этого места и понять, что делать, но не зазывать же его сюда. Движение вполне может удержать карман между мира в стабильности, и этого хватит, чтобы Эквейс убил Нуаталь — Николас искренне на это надеялся.
Его магия никогда не отличалась способностью к изменению состояния, как это было у Времени, или прямому взаимодействию с живыми, как у Силы и Слова. Хотя он и не отрицал, что в будущем будет способен и на такое: взять под контроль кого-то живого, заставить магию изменить движение крови в теле или замедлить сердцебиение. Рейна не могла раскрыть ему все без исключения секреты своей магии, не рискуя разрушить его тело и разум, а времени, чтобы найти кристалл Масрура, совсем не осталось.
Но он мог сделать это. Они могли сделать это. Николас был уверен.
— Давай, Рейна, — прохрипел он, вдавливая пальцы в покрытый трещинами белый пол. Из носа и с губ капала кровь, зрение с трудом удавалось сфокусировать на собственных руках, но Николас упрямо держал голову поднятой, а плечи — расправленными, пока кипящая от ярости Рейна рычала глубоко внутри. — Дай мне всё, что у нас есть.
Они могли сдвинуть пространство, почти как Эквейс, и заставить магию с хаосом замереть на нужных местах.
— Двигайся, — выдохнул Николас, погрузив пальцы в трещины, и с силой сжал их, ощущая на липкой от крови и пота коже ледяное покалывание магии.
Здесь не было ничего материального, кроме одного человека, ураниона и демоницы — не было ничего, что Николас мог бы подчинить своей магией, всегда лучше действовавшей на неживое, чем на живых.
— Двигайся, — судорожно повторил он, крепко сжимая края трещин, едва-едва сохранявших плотность там, где они соприкасались с пальцами Николаса.