— Сколько великаны могут прожить без сна?
Чужой и одновременно знакомый голос, пробирающий до мурашек, прозвучал будто над самым ухом. Гилберт только перестал вышагивать возле кровати, едва не подскочил от неожиданности и страха, прострелившего от макушки до пят, но мгновенно замер, ощутив давление магии на тело. Громко щёлкнул выключатель. Свет резанул глаза, отбросил чёткие тени, подчеркнул фигуру Катона, стоявшего на пороге балкона подобно хищнику. Возле его ног клубились тени, одна из них тонким щупальцем как раз протянулась до выключателя возле двери.
Гилберт с трудом сглотнул комок нервов. Спальня — единственное место, где он всегда чувствовал себя безопасно. Даже Шерая редко заходила сюда. Здесь всё, от ламп под потолком до трёх мягких подушек на кровати, внушало Гилберту спокойствие и безопасность. Даже кабинет, в который вела дверь, рядом с которой и был выключатель, не казался безопасным. Только спальня.
Катон шагнул в неё легко, оценивающим взглядом пробежался по стенам, полкам, незаправленной кровати.
— Как у вас тут всё необычно, — с вежливой улыбкой протянул он, сложив руки за спиной. — Ни в одном из миров, что я видел, люди не достигали такого прогресса. Мило.
Гилберт попытался пошевелить хотя бы рукой, как одна из теней метнулась к нему, приобрела очертания пса и вцепилась в предплечье, прокусив его до кости. Гилберт едва-едва подавил болезненный крик. Катон широко улыбнулся и подошёл ближе, остановился всего в двух метрах.
Его не должно быть здесь. Не должно. Карстарс мёртв, и проклятие, удерживающее всех в Диких Землях, пало. Разве Дикая Охота не должна была отправиться странствовать по другим мирам?..
— Мне правда интересно, — как ни в чём не бывало добавил Катон. — Сколько великаны могут прожить без сна? Раньше никогда не интересовался этой стороной эксперимента, а теперь вдруг прижало. Странно, да? Так сколько? Сутки, двое? Двести лет?
«Спокойно, — подумал Гилберт, до скрипа сжимая зубы и заставляя себя блокировать боль, из-за которой рука уже онемела. — Подумаешь, Катон пробрался в мою спальню... Великий Лайне, это просто ужасно, но если немного подумать...»
Нечего тут думать. Это было ужасно, пугающе, отвратительно. Почему именно Гилберт? Как Катон сумел пройти барьеры? Вопросы крутились в голове с той же скоростью, с какой воспоминания мелькали перед глазами. Круг, за границу которого нельзя заступать. Барьеры, которые не позволяют другим вмешаться. Тени, метавшиеся в воздухе, и острые когти, рвавшие его кожу. Кровь, боль, снова кровь и снова боль. Страх, отчаяние, ненависть. Отвращение к самому себе за слабость, которую Катон быстро обнажил. За то, что переломал его, как игрушку, а потом действительно показал врата Некрополя, которые открылись им.
«Это было давно, — пытался убедить себя Гилберт. — Пару недель назад, наверное. Может, две. Да даже если одну, всё равно давно».
Хищные разноцветные глаза Катона скользнули по его лицу, груди и торсу, быстро пробежались по прокушенной руке и тени, которая всё ещё впивалась зубами в Гилберта и не отпускала. Только после практически незаметного кивка Катона тень отползла в сторону. Синяя кровь полилась на пол. Гилберт хотел поднять правую руку, чтобы зажать рану на левой, но магия всё ещё сковывало тело. Катону даже не потребовалось отпускать её, скапливать или притягивать. Он так просто ограничил Гилберта, отрезал его от всего особняка, ведь иначе Шерая давно бы была уже здесь, как и Фортинбрас.
Катон не мог бояться Шераю, он не мог даже знать о ней — по крайней мере, Гилберт на это надеялся. И Катон уж точно не мог бояться Фортинбраса. Ему просто незачем было отрезать Гилберта барьерами и лишать возможности двигаться.
Как бы Гилберт ни бесился с этого факта, но он всё же был намного слабее Катона и не представлял для него угрозы. Всего лишь незначительная помеха, которую легко убрать. Но Катон смотрел оценивающе, как если бы Гилберт всё же был угрозой.