— Вины Гилберта в случившемся нет! — жёстко перебил Джулиан, едва не ударив Сонал по лбу своим. — Катон мог намеренно выбрать именно лэндтирсцев, чтобы ослабить сигридцев и посеять раздор между нами, но Гилберт уж точно не виноват.
— Он обещал, что сделает всё ради сигридцев! — зло процедила Сонал.
— Он и делал. Но разве один король лезет командовать чужими подчинёнными? Гилберт не командует моими эльфами, и лэндтирсцам бы не приказывал, даже если бы они согласились сотрудничать с коалицией. Он бы просил об этом тебя, потому что вы бы стали союзниками. Были бы равны, как и все мы, и решения бы принимали вместе. Но ты возжелала статус королевы, и потому мы не смогли защитить лэндтирсцев.
Джулиан, однако, знал, что это правда лишь отчасти: для того, чтобы защитить каждого лэндтирсца, который мог бы прийти в коалицию вслед за Сонал, у них бы попросту не хватило сил. Люди умирают каждый день, просто сегодня Катон решил выбрать определённую группу. Его расчётливость только доказывала, что у коалиции не было шансов.
Сонал сама подтвердила — лэндтирсцы мертвы. Все без исключения. Осталась только она, наконец это осознавшая.
Её взгляд изменился, стал тяжелее. Вновь хлынули слёзы. Опустились плечи. Сонал вздрогнула всем телом, закрыла рот ладонью и взвыла, как раненый зверь, согнулась пополам, едва не уперевшись Джулиану в бок. Её трясло от боли и страха, которые он совсем слабо ощущал чарами. Из-за того, что боги-прародители эльфов, как сказала Геирисандра, застряли между жизнью и смертью, сила чар короля эльфов была слаба. Даже во время Апогея Джулиан едва-едва слышал шёпот богов, но думал, что это лишь временно. Теперь же знал, что боги, которые преподнесли его народу величайший дар, страдали, и потому не могли питать чары, заключённые в короне эльфов.
Из-за этого Джулиан чувствовал себя слабым. Должно быть, потому его и отправили к Сонал. Не столько успокоить её, проследить, чтобы никому не навредила, сколько не мешаться под ногами.
Спустя какое-то время Сонал немного успокоилась. Отодвинулась, уставилась куда-то в сторону пустым взглядом, прижала руки к груди, как если бы хотела добраться до сердца и вырвать его. Сонал напоминала куклу со сломанным механизмом, которая повторяла одно и то же действие: то опускала, то поднимала плечи, медленно моргала и пялилась перед собой.
Быстрее, чем Джулиан успел осознать это, он провёл большим пальцем по её щеке, стирая слёзы, и сказал:
— Королевы не плачут.
— Я не королева, — глухо ответила Сонал, вновь начав немного раскачиваться, будто в трансе. — Они говорили, готовили, учили, наставляли, но я не королева... Вбивали в голову, дрессировали, чтобы стала королевой, но я не королева, я...
— Так стань ею, — перебил Джулиан, цокнув языком. — В этом мире необязательно иметь корону, королевство или подданных, чтобы быть правителем. Гилберт даже не прошёл Матагар и формально до сих пор является принцем. Я не слышу гласа наших богов-прародителей, хотя прошёл Апогей. Данталион и вовсе не королевских кровей, но король. Можно не иметь короны, но быть настоящим правителем.
— Коалиция меня ненавидит, — выдавила Сонал, вновь опустив голову и опять же, как несколько минут назад, практически уткнувшись Джулиану в бок, будто кошка, которая искала тепла. Впервые Сонал показалась ему совсем маленькой и хрупкой. — Считает, что я глупая, избалованная принцесса... Элементали, да я сама себя ненавижу...
Джулиан вновь цокнул языком, взял Сонал за подбородок и поднял её голову, заставляя смотреть в глаза.
— Меня тоже считали глупым и избалованным. Эльфы говорили, что я — позор нашей расы. Я — испорченный, недалёкий принц, который только и может, что пьянствовать да трахаться со всеми подряд. Они были павы. Я действительно был недалёким, но сейчас-то я другой. Может, я всё ещё неидеален, но я стараюсь. Старайся и ты, принцесса, и в конце концов станешь королевой, которую будут уважать не за кровь, из-за которой за тобой пошли лэндтирсцы, а за ум, честность и верность своему слову.
Сонал смотрела на него, не мигая, должно быть, целую вечность. В серо-голубых глазах были не только слёзы, но и тысячи упущенных возможностей, погибших сегодня вместе с лэндтирсцами, боль и горечь.