— Как прошли переговоры?
Эйлау покосилась на него, лишь слегка развернувшись, так, что свет ламп упал только на левую половину её лица.
— А Третий не рассказал?
Голос у неё был хриплым и тихим, будто она годами не открывала рта, и даже не слышалось привычных ноток саркастичности и надменности. Эйлау казалась скованной, потерянной, словно всё ждала момента, чтобы сбежать от внимания Киллиана и забиться в тёмный угол, где её никто не тронет.
Она совсем не напоминала ту Эйлау, которую Киллиан видел в Диких Землях — дерзкую величественную, способную одним взглядом бросить к своим ногам кого угодно.
— Я должна выполнить приказ моей королевы, — пробормотала Эйлау, качнув головой и сделав пару шагов вперёд.
Торопливых, пугливых. Её нервозность читалась в слегка приподнятых плечах, опущенной голове, в том, как она всё теребила волосы справа, будто проверяла, что они скрывают её от мира.
Киллиан слышал, что у Эйлау остался шрам на правой половине лица, но не видел его. Даже когда королева фей позволяла ему появиться в Тайресе, никого, кроме целителей, к Эйлау не пускали. Ни Фортинбрас, ни Гилберт не сумели договориться, хотя Киллиан совершенно не понимал, с чего они так старались.
Но, может, он всё же понимал, просто не признавал. Не просто же так загружал себя проблемами великанов, чтобы заняться делом и не изводить себя переживаниями. Не просто так тревога всё ещё ломала грудную клетку, а нечто обжигающее, как огонь, сплавляло её обратно.
Киллиан понятия не имел, что с ним происходило, и не смог бы объяснить, что чувствовал, но одно знал точно: присутствие и поддержка Эйлау были важны для него.
Она была важна для него.
Эйлау промолчала, когда он, осторожно взял её за подбородок и повернул лицом к себе, чтобы увидеть шрам. Не таким уж он был и страшным: да, растянулся от лба до подбородка, задел глаз, ставший белым, и не желал исчезать даже с помощью Времени. Но он нисколько не умалял красоты Эйлау, её статности и величия, даже подчёркивал их, был доказательством её силы и стальной воли, благодаря которым она вновь спасла фей.
Киллиан только-только сумел понять, как сказать ей об этом, как Эйлау, зажмурившись, с надрывом произнесла:
— Не смотри на меня.
— Почему? — на выдохе спросил он, проведя большим пальцем по скуле Эйлау, точно по шраму. Элементали, даже с ним она всё ещё была совершенной: божественно красивой, утончённой, величественной, а Киллиан смел касаться её своими сотни раз переломанными руками, испещрёнными старыми шрамами.
— Не хочу, чтобы ты видел это уродство.
Эйлау шумно сглотнула, будто пыталась остановить подступающие рыдания, только одна-единственная слеза скатилась по её правой щеке. Киллиан стёр ее.
— Никакое это не уродство. Это доказательство...
— Они погибли, — выдавила Эйлау сквозь зубы, наконец открыв глаза. — Все тридцать фей, которые были у восточных ворот Тоноака. У южных погибло семь фей, у северных — двенадцать, у западных — всего двое. А у южных... все тридцать. Никого не осталось. Я никого из них не смогла защитить.
Эйлау сделала небольшой шаг назад, тряхнула головой, сбрасывая ладонь Киллиана со своей щеки, но он вновь коснулся её, шагнул вперёд, другой рукой обняв Эйлау за талию и притянув к себе.
— Они сами вызвались, — напомнил Киллиан шёпотом, не желая, чтобы его услышал кто-то кроме Эйлау. Хотя в коридоре никого не было, лишь со стороны зала всё ещё слышались препирательства Пайпер и Иснана.
— Это не значит, что я не должна была их защищать!
— Они сами вызвались, — терпеливо повторил Киллиан, заглянув в заплаканные глаза Эйлау, — они знали, на какой риск идут, и были готовы к чему угодно. Они защищали Тоноак и всех фей так же, как и ты.
— Никого я не защищала! Не смогла! — истерично выкрикнула Эйлау, со всей силы ударив по плечу Киллиана. — Они умирали у меня на глазах, и теперь, когда мы в этом мире, умрут снова... Я никого не могу защитить... Я не королева, не смогла удержать Сердце, когда то попало ко мне в руки, я никогда не была достойна...
Она бормотала о том, чего Киллиан не понимал, — о неком Рогире, который устроил битву за Сердце фей, об Ариадне, которая оказалась смелее всего, и о том, что боги-уранионы игрались с их судьбами, — но он слушал, утирая её слёзы, приглаживая растрепавшиеся волосы и совсем не обращая внимания на то, как застёжки и цепочки её пиджака цепляли и царапали бархат его камзола. Пусть хоть расцарапает его до жил и костей — если от этого Эйлау станет легче, Киллиан всё стерпит. Пусть и без Сердца, но она была королевой, видевшей, как её фей рвали на части. Киллиан тоже видел, как умирали великаны, но свою боль он прятал намного глубже и никому не позволял до неё дотронуться.