Но если она — ксильтара, как говорил Гилберт, то он — ксильтаре́ц аца́зт.
Обхватив себя за плечи, Стелла зашла на кухню как раз в тот момент, когда Гилберт доставал что-то с верхней полки. На огромном квадратном столе, сделанном из какого-то поблескивающего материала, названия которого она не знала, было грязно: что-то коричневое и рассыпчатое растянулось от одного угла до другого, белое пятно растеклось, а у странной продолговатой штуки явно не хватало крышки, которая оказалась вообще в другой части кухни. Стелла взяла это нечто, принюхалась, и как раз в этот момент Гилберт обернулся, подпрыгнул на месте и выронил то, что, наконец, достал с полки.
— Срань Господня, — выдохнул он, закрыв лицо ладонями. — Как ты так подкралась?..
— Что это? — спросила Стелла, покачав продолговатой штукой без маленькой крышки.
— Взбитые сливки. Можешь попробовать, они вкусные. Или подожди, пока я закончу.
— Что ты делаешь?
— Готовлю горячий шоколад. Пытаюсь, — смущённо добавил Гилберт, кивнув на грязный стол. — В первый раз вышла редкостная дрянь, а всё потому, что я забыл про корицу.
— Что это?
Гилберт выдавил смешок, уперевшись поясницей в столешницу за собой, и приподнял уголки губ в улыбке. Стелла подумала, что прежде никогда не видела ничего прекраснее этой неловкой улыбки.
Сейчас Гилберт не выглядел, как король, каким старался быть примерно всё время. Он всегда носил строгие костюмы, пиджаки, рубашки, жилетки, свитера, брюки всегда были со стрелками, а обувь начищена так, что отражала солнечные блики. Даже в Омаге он исключительно внешне умудрился сохранить величественность, которой порой не мог достичь Фортинбрас. Стелла вообще была уверена, что Гилберт даже спит, одетым во всё официальное, подогнанное строго по фигуре и прошедшее критику людей вроде Даяна.
Но сейчас на его чёрно-оранжевой футболке с каким-то рисунком было несколько пятен, мягкие на вид жёлтые штаны складками собрались у щиколоток, а на щеке осталась белая смазанная линия. Возможно, от сливок, чем бы это ни было. Запах был схожим.
— Я помешала? — осторожно уточнила Стелла.
— Нет, что ты, — спохватившись, ответил Гилберт. — Я просто никак не мог уснуть, а так как дел пока не нашлось, решил... попробовать. Ты голодна? Разбудить Одовака, чтобы он приготовил тебе что-нибудь?
— Не надо, потерплю.
Есть она и впрямь не хотела. Голод если и был, то совершенно иной — голод по теплу, объятиям и чувству, которое расплетало узел страха и ярости в груди. Стелла ругала себя за то, что позволяла себе думать о таком, но остановиться не могла. В то же время она чувствовала себя слишком уязвимой, открытой, будто была обнажена, но не телом, как если бы стояла без одежды.
— Можно тебя обнять? — прошептала Стелла, подняв на Гилберта взгляд, полный надежды, отчаяния и чувств, которые она не смогла бы объяснить ни на сигридском, ни на любом другом языке.
— Конечно, что за вопросы?
Его улыбка стала немного шире, а когда Гилберт подошёл и первым обнял её, запах шоколада, въевшегося в кожу, окутал Стеллу. Она вдохнула его полной грудью и выдохнула, прижавшись теснее.
— Прости, если днём сказал лишнего, — чуть слышно начал Гилберт, шагнув назад и потянув Стеллу за собой. Поясницей он вновь упёрся в столешницу и немного отклонился так, что Стелла наклонилась вперёд, уложив голову у него на плече. — Я не хотел тебя задеть, но если... Если это правда, я, будучи королём, должен предупредить всех, кого клялся защищать, что он может быть опасен. Но я не хотел...
— Я не злюсь, — так же тихо ответила Стелла, потому что это было правдой: она не злилась на Гилберта, Фортинбраса или Николаса, только на Катона, который одним своим существованием отравлял жизнь стольким людям. И на себя, потому что хотела, чтобы люди, которых она любила, были в безопасности, чтобы не сближались с ней, и в то же время хотела, чтобы Гилберт вновь обнял её за талию, притянул к себе и поцеловал. Чтобы смотрел на неё с каким-то необъяснимым восхищением и нежностью, которые расплетали узел страха и ярости в груди Стеллы.
— Правда? Не злишься? Но я же...
— Ты же король, — повторила Стелла, выдавив смешок. — Заботиться о подданных — твоя обязанность.