Гилберт, не ожидав от себя подобного, рассмеялся.
— Моя попытка сыграть, должно быть, была даже хуже, чем попытка Магнуса?
— Наоборот! — громко возразила Стелла. — У Магнуса даже слуха не было, и вообще он вместо «Звезды» рассказывал о «Дворце за морем». Ты играешь намного лучше. Очень красиво.
Стелла заулыбалась, и Гилберту даже показалось, что в её жёлтых глазах он рассмотрел вкрапления янтарного и белого — будто отблески звезды и свет.
«Ксильтара резатт ксильтарец ацазт» с ребнезарского языка переводилось как «Звезда, встретившая Звёздный Свет». Гилберт с детства слышал эту балладу, переложенную на всевозможные мотивы, и наизусть знал сюжет, который никогда не менялся, но которому постоянно приписывали новые глубокие смыслы.
Сам сюжет был достаточно простым: о маленькой Звезде, ксильтаре, которая долгое время блуждала во Тьме, не желавшей её отпускать. Лишь после, по прошествии немыслимого количества времени, далеко-далеко Звезда увидела сияние, к которому и пошла, пытаясь как можно дальше убраться от Тьмы. И в пути, пока сияние становилось сильнее, Звезда встретила Звёздный Свет, ксильтарец ацазт.
В детстве Гилберт считал концовку баллады чересчур простой, а Гвендолин говорила, что слишком уж всё слащаво. Якобы не мог Звёздный Свет встретится Звезде, ведь он, согласно законам, появлялся на небе только благодаря ей, но их мать терпеливо повторяла им, что дело не в законах или логике. Дело было в стремлениях, которые проснулись в Звезде, в её жажде свободы и желании сбежать от Тьмы, где она не могла сиять; дело было в Звёздном Свете, который существовал, но не сиял без своей Звезды. Алебастр и Фортинбрас говорили, что вполне понимают это, но Гвендолин постоянно им возражала и повторяла, что «это просто глупая сказка для недалёких романтиков». Гилберт не особо понимал, о чём они вообще спорили, просто каждый раз молча слушал звучание музыки и учил ноты.
Он не собирался вкладывать в свою игру какой-то особый смысл. Скрипка, конечно, не развлечение, а нечто слишком личное и даже интимное, что Гилберт мог показать бы только тому, кто был по-настоящему дорог ему.
Он лишь хотел, чтобы Стелла ненадолго отвлеклась от гнетущих мыслей, но чтобы она не подумала, что он...
— Ты как-то назвал меня мараан ксильтара«Твоя звезда» на ребнезарском языке., — сказала Стелла, когда молчание немного затянулось.
Боги милостивые, Гилберт был готов умереть от стыда. Он не хотел, чтобы Стелла подумала, что он на что-то намекает, и теперь чувствовал себя кретином, покрасневшим едва не до корней волос.
— Если я мараан ксильтара, то ты — мар ксильтарец ацазт«Мой звёздный свет» на ребнезарском языке.?
Гилберт согнулся пополам, пряча пылающее лицо в ладонях. Стелла и представить не могла, насколько ему сейчас было неловко — даже один-единственный поцелуй казался мелочью в сравнении с тем, о чём она говорила.
— Ракс, тебе что, плохо?
Скрипнуло кресло. Гилберт поднял голову в тот же момент, как Стелла замерла почти вплотную к нему. Колени Гилберта касались её бёдер, лицо оказалось на уровне ключицы, дыхание Стеллы щекотнуло лоб и шевельнуло спутанные пряди.
— Я разнервничался, — едва не пропищал Гилберт, смотря Стелле в глаза — всё ещё сияющие, будто в них были заключены маленькие звёзды, яркие и притягивающие внимание.
— Из-за чего? — недоумённо спросила Стелла.
— Ты такая красивая, — выдохнул Гилберт, опустив голову и закрыв глаза. — В смысле, ты всегда красивая, правда, а ещё такая яркая, добрая и... Не могу объяснить, почему, но ты — мар ксильтара, и рядом с тобой я не чувствую себя идиотом. Точнее, я чувствую себя идиотом, но это из-за того, что я не могу объяснить, насколько ты потрясающая, и не могу дать тебе...
— Так ты, что ли, влюбился в меня?
Горло Гилберта сжалось. Как она вообще умудряется говорить так спокойно о чём-то настолько важном? Гилберт только признался себе, что влюбился в Стеллу, причём тогда, когда формально уже был помолвлен с Сонал. Теперь, когда принцесса вернула ему кольцо рода Лайне и даже попыталась разорвать лицо, о том, чтобы выйти за него замуж, Сонал и не думала. С одной стороны, Гилберт был бесконечно рад, а с другой... он опять провалился. Хотел сделать как лучше, помочь большему числу людей — и ничего не смог.
Единственное, что его утешало, так это то, что угрызения совести немного утихнут. Но не волнение: что, если он недостаточно хорош, чтобы просто общаться со Стеллой, не говоря уже о том, чтобы наслаждаться её обществом или даже рассчитывать на что-то большее? Что, если он — всего лишь пустое место, недостойное внимания Стеллы? Она была самой яркой звездой и сияла даже после того, как Гилберт по дурости напомнил ей о Катоне.