Я молчу. Я уже понял – и уже копаюсь в памяти. Это нелегко, ведь я почти всегда заваливался к ней в дупель – и разве можно вспомнить то, что ты говорил или делал, пребывая в перманентном штопоре?
– Может, не ночью. Может – накануне или под утро? – продолжает нажимать Васька.
И вдруг…
– С‑с‑сука… – хрипло выдавливаю я. – Вот с‑с‑сука… Ах ты ж гребаная срань, долбить тя в гланды!..
«…Лисеночек… А если в очередной раз ты не сможешь выиграть в Круге и заплатить Крюку? Что тогда будет со мной?..»
Это точно оно.
– Что будешь делать? – спрашивает Васька.
Я молчу и яростно начесываю затылок.
– А что тут сделаешь? Поздновато уже рыпаться. Семеро докеров уже на компосте – и, получается, о нашем хабаре знает только их главный. Ведь он‑то не попал под замес. Значит, теперь опасен только он…
– Получается, так, – кивает Васька. – Но здесь есть нюанс – если только он не подобрал себе помощников и не раскрыл им карты…
Я усмехаюсь.
– Докеры уже получили новых капо – но вряд ли старший будет рассказывать новичкам. Сначала он убедится, что они надежны, сначала узнает их, собьет в плотную группу. И только тогда…
Васька кивает.
– Пожалуй. Тогда остается последний вопрос. Как его замочить.
Да уж. Это вопрос. Это, сука, просто вопрос вопросов… Если эта тайна не подохнет вместе с капо – довольно скоро нас с братьями ожидает второй этап марлезонского балета. И в это раз докеры подготовятся надежнее…
– Будем думать, – говорю я. – Кой‑какая отсрочка у нас уже есть. Завтра выходит Желтый. Соберемся четверо – и будем решать.
– Добро. Разберетесь с капо. Ну а я уже знаю, что сделаю с этой проституткой…
Я качаю головой.
– Лучше не лезь. Ты же бешеная. Наломаешь – не разгребем. Тут осторожно надо… И с Лаской я сам разберусь. Уж будь спокойна.
Васька фыркает… и вдруг кивает.
– Ладно. Забились.
Неожиданно. Такая покладистость совсем не в ее характере – и я какое‑то время всматриваюсь ей в глаза. Врет? Или нет? Или и впрямь решила оставить это дело нам? Поди пойми…
– Да честно тебе говорю…
Ладно. Поверим. Тем более что другого и не остается. Я поднимаюсь и подаю ей руку.
– Ладно, сестренка. Пойдем. Сегодня жуть как не хочется напрягать извилины. Для этого впереди целая декада. А сегодня и без того куча забот – там меня ублюдочный Керч дожидается. Хотелось бы закончить с этим как можно быстрее…
Кубик уделал Вятку, сущего демона из компостной братии. Уделал в лохмотья. В грибы, в фарш, в сопли и отбивную с антрекотами. Во всяком случае именно так считает Шматок, один из младших поваров Пищеблока. Он сидит ниже на один ряд, прямо подо мной – и живо обсуждает бой со своей шлюшкой, заангажированной на этот вечер. Настолько живо, что на меня иногда брызжет сок крысиного шашлыка, которым он, войдя в раж, машет во все стороны. Не знаю, что такое «антрекот» – но «фарш с отбивной» тоже вполне подходит для обозначения того, что осталось от Вятки. И меня даже не тянет спорить – Кубик проявил себя без всяких там «дать себя отлупить за‑ради эффекта». Кубик не подставился и отмудохал Вятку в хлам. Пацаны бились с кастетами – потому сам победитель выглядел тоже не особо аппетитно. Но зато твердо стоял на ногах. Почти.
Тело, улетевшее в астрал и пускающее кровавые слюни, утаскивают в уголок, где ждут два парня Дока. Сейчас им есть чем заняться – бинты, игла с нитью и даже шина мелькают там в хаотичном, но очень нужном порядке. Странно, почему нет его самого – Док обычно редко когда пропускает Нору – но, наверное, сегодня как раз один из таких случаев.
– Кубик – чемпион! – визжит местный карлан, веселящий толпу в промежутках между боями. – Кубик превратил Вятку в поломанный кубик. Га‑га‑га!
Толпа бешено гогочет – хотя даже вставь слово «лопата», смеяться тут особо не над чем.
– А теперь… – секундная заминка для привлечения внимания. Карла‑шут, одетый в рыжее и красное, картинно разводит руки, словно желает обнять разом всю толпу. – После небольшого перерыва вы сможете насладиться редким зрелищем!..
Все замирают – и только несколько человек знают, что последует дальше. И я в их числе.
– Смертельная битва!
Народ взрывается – ревет, свистит, гогочет да и вообще всячески буйствует: бои насмерть – это особая категория. Здесь куда сильнее разогрев, куда выше страсти – и ставки тоже высоки, как никогда.
– Сегодня мы приготовили для вас нечто убойное! – продолжает орать этот клоун. – Сегодня у нас бой на больших ножах. И кто же это будет, как вы думаете? – он снова замолкает, выдерживая интригующую паузу. – Фаворит схватки – Керч! Сейчас он готовится к бою и после перерыва выйдет в Круг поприветствовать почтенную публику! Второй кандидат… – взгляд карлы скользит по толпе до тех пор, пока не останавливается на мне. – А второй боец – Лис, бугор Второго отряда Общих работ! Северный модуль, кто не в курсе! Собственной персоной! – его палец утыкается в меня. – Поприветствуем, дамы и господа!
Народ продолжает восторженно орать; ближние ко мне, сука, «дамы и господа» оборачиваются и начинают немедленно демонстрировать всяческое одобрение и даже восторг – хлопают по плечам и спине, жмут руки и хватают за шею… И я, отпихнув пару идиотов, продираюсь сквозь толпу и вываливаюсь наружу. Ненавижу, ур‑р‑роды…
Я отхожу к барчику, где расставлены столики, состряпанные хер пойми из чего, и сажусь за один из них. Холуёк‑официант уже здесь: чего изволите?
– Воды, – говорю я.
– Может, покрепче?
– Нет. Мне еще в Круг идти…
Холуек убегает.
Старая немецкая порнуха,
Как ты много значишь для меня.
Извращенцы, лесбиянки, групповуха –
Полная задора и огня.
Вспоминаю детство озорное:
Гибнет развитой социализм,
Общество выходит из застоя – и запоя;
Процветает подростковый онанизм.
Папа с мамой на работе – я в секрете
Нахожу под папиной подушкой
Неподписанную видеокассету,
А это значит – вот она, порнушка…
Нажимаю «плей», и на экране
Трахают роскошную блондинку.
Тут обманывать я никого не стану –
Руки сами тянутся к ширинке…[11]
На эстраде уже вовсю разоряется наш джаз‑банд. Музычка хорошо мне знакома, в другое время я слушал бы да подтягивал – но сегодня чего‑то не хочется. Впереди бой – и даже помощь Дока уже не особо вдохновляет. Я не раз видел бои Керча. И видел, что эта тварь делает с противником. Против этой туши может выстоять только такая же туша – не уверен, что у меня есть даже малейшие шансы…
Я принимаю кружку, залпом выливаю воду в глотку – и вдруг, обозлившись, с грохотом ставлю жестянку на стол. Ладно. Поглядим. Рановато я расквасился. Туша тушей – но сегодня в Круге большие ножи. А это посложнее, чем простые кулаки. И если на кулаках против Керча у меня нет шансов – с ножами еще можно поплясать. Вот и попляшем.
Перерыв окончен, и трибунки Круга снова наполняются жадными до кровавых зрелищ ублюдками. Я тоже занимаю свое место. Слева от меня Смола в обнимку со своей черной бабищей, справа – Васька, а за ней Пан. И я, толкнув нашего главбугра, говорю ему на ухо:
– Смол, следи за сеструхой. Понял? Что‑то она затеяла…
– Посмотрю, – буркает тот. Его посмели отвлечь от сисек ненаглядной Черни, и Смола изволит быть недоволен. – А чё случилось‑то?..
– Не знаю. Не нравится она мне.
Он сразу подбирается.
– Чуешь что‑то? Лады, брат. Позекаю.
Я киваю. Спасибо, брат, теперь я самую малость спокоен.
Впрочем, это мое спокойствие испаряется буквально в следующую же минуту. Васька толкает меня в бок и кивает куда‑то вправо, ближе к бару. Я поворачиваю голову – и чувствую, как меня накрывает бешенством. Вот и подтверждение подоспело. Теперь‑то уж точно все на своих местах… От бара к кругу шествует сам капо докеров – и шествует не один, а под ручку с моей бывшей шаболдой. Ласка собственной персоной. Ночами она обычно не высовывает носа из своей комнатенки – но теперь шкандыбает совершенно открыто и даже гордо, трется о капо своими чуть прикрытыми обтягивающим платишком сиськами. Эх ты ж сучка ты ебливая…