— Клянусь грудью Эды! — пробормотал я, и с этими словами страх во мне умер.
— Ну-ка, посмотрим, что у тебя в кошельке, — потребовал он и подошел ближе.
Я не мог показать ему мои яды. Оправдаться было невозможно. Сколько бы лжи я ни наворотил, ускользнуть от этого человека не получится. Мне придется убить его.
Внезапно все оказалось очень просто. Мы были слишком близко от Большого зала, шуметь было нельзя. Поэтому я пятился, медленно, шаг за шагом, по широкой дуге, пока не оказался в передней. Портреты смотрели на нас, а я медленно отступал от высокого гвардейца.
— Стой! — приказал он, но я бешено затряс головой, изображая ужас и смятение. — Я сказал, стой! Ты, тощий воришка!
Я быстро оглянулся, потом снова затравленно посмотрел на него, словно набирался смелости, чтобы пуститься наутек. Когда я повторил это движение в третий раз, Верт прыгнул на меня.
На это я и рассчитывал. Я отступил вбок и с силой ударил локтем в его поясницу, повалив его на колени. При падении он глухо ударился о каменный пол и заорал без слов от ярости и боли. Верт был вне себя: какой-то мелкий воришка посмел поднять на него руку! Ударом ноги в челюсть я заставил его замолчать, так что его рот с треском захлопнулся. Я порадовался тому, что сегодня снова надел сапоги. Прежде чем Верт успел издать ещё один звук, я выхватил нож и перерезал ему горло. Он потрясенно выдохнул и двумя руками тщетно попытался остановить теплую струю крови. Я стоял над ним, глядя ему в глаза.
— Фитц Чивэл, — сказал я ему тихо. — Фитц Чивэл.
Его глаза расширились во внезапном понимании и ужасе, потом потеряли всякое выражение. Жизнь покинула его. Он вдруг исчез, превратился в молчаливое и неподвижное ничто, столь же безжизненное, как камень. Мой Дар больше не видел его.
Вот так это и произошло, тихо и быстро. Отмщение… Я стоял и смотрел на труп, ожидая ощущения триумфа, облегчения или удовлетворения, но не почувствовал ничего. Я был так же потерян для жизни, как Верт. Он ведь даже не был мясом, добытым для пропитания. Я запоздало подумал, была ли где-то женщина, любившая этого красивого человека, светловолосые дети, которые ели принесенный им хлеб. Убийца не должен думать о таких вещах. Подобные мысли никогда не мучили меня, когда я был орудием правосудия короля Шрюда. Я выбросил это из головы.
По полу растеклась большая лужа крови. Мне было необходимо быстро заставить Верта замолчать, но оставлять следы в мои намерения не входило. Он был крупным мужчиной, и в нем было очень много крови. Я лихорадочно пытался решить, что лучше: потратить время на то, чтобы спрятать тело, или попытаться использовать суматоху, которую поднимут хватившиеся Верта гвардейцы, в своих целях.
Я снял рубашку и собрал как можно больше крови. Потом я бросил её на шкаф и вытер окровавленные руки о рубашку Верта. Я схватил его за плечи и вытащил из комнаты с портретами, напряженно прислушиваясь и насторожив чутье, которым меня наделил Дар. Мои сапоги скользили по полированному полу, а звук тяжелого дыхания казался мне оглушительным. Несмотря на все мои усилия вытереть кровь, за нами на полу оставался блестящий влажный след. У двери в зал с птицами и рыбками я заставил себя как следует прислушаться, прежде чем входить. Я задержал дыхание и попытался не обращать внимания на стучащую в ушах кровь. В комнате никого не было. Я плечом открыл дверь и втащил туда Верта. Потом я швырнул тело в один из каменных прудов. Рыбки бешено заметались, когда кровь убитого смешалась с чистой водой. Я вымыл руки и грудь в чистом пруду и быстро вышел через другую дверь. Они пойдут сюда по кровавому следу. Я надеялся, что им понадобится некоторое время, чтобы понять, зачем убийца потащил его сюда и бросил в пруд.
Я оказался в незнакомом помещении со сводчатым потолком и обшитыми деревянными панелями стенами. На помосте у противоположной стены стояло огромное кресло. Значит, это что-то вроде зала для аудиенций. Я огляделся, чтобы сориентироваться, и застыл на месте. Резная дверь справа от меня внезапно распахнулась. Я услышал смех, приглушенный вопрос и хихиканье в ответ. Искать, где спрятаться, времени не было. Я прижался к гобелену и замер. В зал вошла группа придворных, они смеялись во весь голос. В их смехе слышались жалкие нотки, означавшие, что эти люди либо пьяны, либо обкурены. Они прошли мимо меня: двое мужчин, соперничающих за внимание женщины, которая жеманно улыбалась и хихикала, прикрывшись ярким веером. Костюмы всех троих были выдержаны в разнообразных оттенках красного, и у одного из мужчин были звенящие серебряные безделушки не только на шнуровке, но и по широким рукавам до самого локтя. У второго мужчины была маленькая курильница на разукрашенном жезле, напоминающем скипетр. Он размахивал ею взад и вперед, так что они все время были окутаны сладковатым ароматом. Вряд ли эти придворные заметили бы меня, даже если бы я выпрыгнул прямо на них и прошелся колесом. Регал, по-видимому, унаследовал от своей матери слабость к дурману и превратил это в придворную моду. Я стоял неподвижно, пока они не прошли. Они направлялись в комнату с птицами и рыбками. Интересно, заметят ли они Верта в пруду? Вряд ли.