— Это остановит кровь. Чем скорее закроется ранка, тем меньше будет шрам.
Когда она отняла тряпку от лица, я увидел, что кровь уже почти не идет.
Я все-таки смазал ранку кровоостанавливающей пастой. Она сидела тихо под моими прикосновениями, и внезапно я с грустью вспомнил, что не касался женского лица с тех пор, как в последний раз видел Молли. Девушка смотрела на меня широко распахнутыми синими глазами. Я отвел взгляд.
— Вот. Теперь оставь её в покое. Не три, не трогай пальцами, не мой. Дай образоваться корочке, ну и потом постарайся к ней не прикасаться, как бы ни хотелось.
— Спасибо, — сказала она очень тихо.
— На здоровье, — ответил я и повернулся, чтобы снова уйти.
— Меня зовут Тассин, — сказала она мне вслед.
— Знаю. Я слышал, как он орал на тебя, — сказал я и начал спускаться вниз по ступенькам.
— Он ужасный человек. Я ненавижу его! Я бы убежала, если бы могла.
Видимо, это был неподходящий момент для того, чтобы просто уйти. Я остановился рядом с фургоном.
— Я знаю, как тяжело получать плеть, когда изо всех сил стараешься сделать все как следует. Но… так уж оно бывает. Если ты убежишь, у тебя не будет еды и крыши над головой, а одежда превратится в тряпье, и это будет гораздо хуже. Попытайся работать лучше, чтобы он не так часто хватался за хлыст. Я мало верил в то, что говорил, поэтому едва шевелил языком. Но сказать так, видимо, было лучше, чем посоветовать ей убежать. Она бы не прожила и дня в открытой степи.
— Я не хочу стараться. — Тассин нашла в себе искру мужества, чтобы бросить вызов. — Я совсем не хочу быть кукольницей. Мастер Делл знал это, когда купил меня.
Я двинулся к своим овцам, но она спустилась по лестнице и пошла за мной.
— Я полюбила одного парня из нашей деревни. И он предложил мне выйти за него, но у него тогда не было денег. Он, видишь ли, был фермер, а была весна. Весной у фермеров денег не бывает. Он сказал моей матери, что заплатит свадебный выкуп за меня во время жатвы. Но мать решила: «Если он беден сейчас, когда кормит всего один рот, то станет только беднее, когда у него будет два рта. Или больше». И потом она продала меня кукольнику за полцены, потому что я не хотела уходить с ним.
— Там, откуда я родом, это делается по-другому, — неловко сказал я.
Я не мог понять, о чем она говорит, обычно родители платят мастеру, чтобы он взял ребенка в помощники, надеясь, что тогда у ребенка жизнь будет получше.
Она убрала с лица волосы. Они были светло-каштановые и сильно вились.
— Я слышала об этом. Может быть, где-то это и так. Они покупают подмастерье, обычно если он сам хочет работать, а если он работает плохо, продают его кому-нибудь другому. И ты становишься рабом на целых шесть лет. — Она шмыгнула носом. — Некоторые говорят, что подмастерья больше стараются, когда знают, что могут кончить грязной работой на кухне или раздуванием мехов в кузнице, если хозяин будет недоволен.
— Что ж. Тогда, мне кажется, лучше бы ты научилась любить кукол, — заметил я неубедительно.
Я сидел на задке повозки своего хозяина и смотрел на стадо. Тассин устроилась рядом со мной.
— Или надеяться, что кто-нибудь выкупит меня у моего хозяина, — сказала она подавленно.
— Ты сама говоришь как раб, — промолвил я неохотно. — Все не так уж плохо, верно?
— День за днем делать то, что ты считаешь глупостью? — поинтересовалась она. — И получать плети за то, что не делаешь это лучше, чем можешь? Чем это не рабство?
— Ну, тебя кормят и одевают, и у тебя есть крыша над головой. И он дает тебе возможность научиться ремеслу, которое позволит тебе путешествовать по всем Шести Герцогствам, если ты им овладеешь. Можешь кончить тем, что будешь давать представления для королевского двора в Оленьем замке.
Тассин странно посмотрела на меня.
— Ты хотел сказать, в Тредфорде. — Она вздохнула и придвинулась ко мне. — Мне одиноко, а остальные хотят быть кукольниками. Они сердятся на меня, когда я ошибаюсь, и все время называют меня ленивой, и не разговаривают со мной, если считают, что я испортила представление. Среди них нет ни одного доброго, никому из них не было бы дела до того, что у меня на лице шрам, кроме тебя.