— Нет, вон уже звёзды видны.
— А чо, и впрямь…
— Как угнал, так и нагонит…
— Опять ночь не спать…
— Это уж как заведено.
Гаор курил, привычно держа сигарету в кулаке так, что ни свет, ни дым наружу не пробивались. Ветер вдруг изменился, и курильщики, ругаясь, стали разворачиваться к нему спиной, заслоняя собой огоньки. Но у многих погасло. Защёлкали зажигалки. Волох потянулся к Гаору.
— Дай прикурить.
Гаор дал ему прикурить от своей сигареты, потом ещё кому-то, а третьему отказал и достал зажигалку.
— Третий не прикуривает, держи.
Третьим был Ворон. Он молча прикурил и вернул зажигалку Гаору, а спросил куривший сегодня с ними Мастак.
— Это почему? Примета что ль такая?
— Примета, — усмехнулся Гаор. — Первого снайпер видит, по второму целится, по третьему стреляет.
— А снайпер это кто? — спросил Волох.
Гаор по возможности кратко и внятно объяснил, что такое снайпер.
— Это как медведя на овсах из засидки сторожить, что ли ча? — после недолгой паузы спросил кто-то.
— А это что? — ответил вопросом Гаор.
Ему в несколько голосов охотно объяснили и рассказали.
— Похоже, — согласился Гаор.
Сидеть под ветром было холодно и, докурив, быстро вставали и уходили в толпу на игры. Гаор старался курить помедленнее, растягивая удовольствие, и вскоре остался один. Вернее в двух шагах от него сидел Ворон, но отчуждённо не глядя на него. Гаор дотянул последнюю затяжку, потёр обожжённую губу, погасил и растёр окурок, готовясь встать, когда Ворон заговорил. Тихо, глядя перед собой, будто сам с собой, но обращаясь к Гаору.
— Зачем тебе это? Ты культурный человек, а они дикари, ты не должен опускаться до них.
Гаор удивлённо посмотрел на него.
— Ты это мне, Ворон?
— Да, тебе. Ты давно раб?
Гаор мысленно прикинул даты и присвистнул.
— Да с месяц, наверное.
— И уже стал совсем как они. Зачем тебе… болботанье это? Ты грамотный, я слышал, водишь машину, ты выживешь.
— А ты сколько рабом? — пользуясь моментом, спросил Гаор.
— Много. Я устал, пока я держусь, главное, это остаться человеком, а ты…
— А они не люди? — перебил его Гаор.
— Они дикари, и дикарями останутся, надо сохранить себя, свою личность.
— Как это тебя в камере до сих пор не придавили? — задумчиво спросил Гаор.
— Не знаю, это неважно.
— За что ты стал рабом?
— Неважно, я держусь. Я никому не мешаю, и меня не трогают. Они, в сущности, они неплохие, всё-таки мы немного цивилизовали их. Но они другие. Мы дуггуры, а они… — Ворон захлебнулся ветром, оборвав фразу.
— И кто они? — с интересом спросил Гаор.
— Аборигены, — пожал плечами Ворон. — Они чужие и навсегда останутся такими. Мы разные. Мы и они… — он снова замолчал.
— Мы и они, — повторил Гаор. — Это ты правильно сказал. Но для меня «мы» здесь.
— Ты порвал с семьёй, с родом, а теперь хочешь отказаться от своего народа?
Гаор засмеялся.
— Ну, положим, порвал не я, а со мной. А народ? Если мы совсем уж такие разные, то чего же бреются все дважды в день, а?
— Да, конечно, кровь перемешалась, но мы, дуггуры, мы живы, пока сами сохраняем себя. Ты полукровка…
— А ты нет?
— Да, и я. Совсем немного, на малую долю, но да. Но я всегда стыдился этого, а ты… и зачем тебе эти рассказы? Воображаешь себя Креймом-Просветителем? А ты помнишь, как он кончил?
Крейм-Просветитель? Что-то смутное, вроде, говорили в училище, но… нет, это надо отдельно вспоминать.
— Про Крейма ты мне ещё расскажешь, хорошо? А об остальном… Ты живёшь среди них и презираешь их, за что? Тебе надзиратели ближе, что ли?
— Отдельный мерзавец ещё не народ, ты же понимаешь это.
— Да. И никем я себя не воображаю, я просто живу.
Гаор легко вскочил на ноги, оглядывая гомонящую толпу. Вроде бы там опять эти две девчонки мелькнули. Как их? Дубравка и Киса. Поймать их что ли и… Ворон снизу вверх оглядел его и горько улыбнулся.
— Ты ничего не понял. Конечно, живи. Это твоё право, но мне горько, что дуггуры потеряли ещё одного, ещё один ушёл назад, в дикость…
Не дослушав его, Гаор шагнул в толпу. Да, он один из них, и не только из-за цвета волос, но и потому, что сам хочет этого. Кем бы ни был Ворон раньше, на фронте он не был, а то бы знал, что в одиночку не выживешь, что сосед по землянке ближе любого кровного родича, и только та кровь роднит, которую заодно проливаешь. Красиво сказано — мимоходом оценил он — Кервин бы забраковал.
Кто-то сзади дёрнул его за капюшон, и Гаор, круто развернувшись, попытался поймать обидчицу. Но та с визгом увернулась и исчезла в толпе. И бросаясь за ней в погоню, Гаор успел подумать, что Ворону так недолго и всерьёз спятить. Нашёл где и о чём думать. А опускаться… мелькнула у него тут одна мысль, но это тоже на потом…