За вещевой отыскалась маленькая неприметная дверь, из-за которой слышался говорок Матуни и чей-то бас. Надеясь, что этим он не нарушает никаких правил, Гаор открыл дверь.
Опять длинная, уходящая вглубь безоконная комната. Но если вещевая была уже в шаге от двери перегорожена прилавком, за которым гордо возвышалась Маанька, то здесь забитые всевозможной всячиной полки уходили вдоль стен, а у двери в углу стоял маленький, как детский, стол и два таких же стульчика. За столом восседала Матуня, а рядом стоял, видимо, тот самый Моргаш и рассматривал пёструю фуфайку с длинными рукавами.
— Ну, Матуня, — канючил он басом, но совершенно по-детски, — ну куды она мне, ну я ж в ней навроде кловуна буду.
— Иди-иди, — отмахивалась от него Матуня, — она вон совсем целая, зашили мы её, и тёплая. И не засти, мне вон парня снаряжать, а уже отбой скоро.
Моргаш шумно обречённо вздохнул и вышел, удручённо неся перед собой фуфайку.
— Садись, паря, — ласково сказала Матуня Гаору, — как тебя, Рыжий?
Гаор кивнул и, решив, что на таком стульчике ему вряд ли удержаться, а били его сегодня столько, что падать не стоит, сел прямо на пол.
— Айда да ты! — засмеялась Матуня, — ну как хошь. Слушай. Постель ты получил, через месяц мы наволочки в стирку заберём, а чистое тебе прямо на койке оставим, придёшь, сам застелешь. А нательное, через неделю мы ящик выставим, вечером али утром, если спишь в нём, в ящик сбросишь и в чистом пойдёшь, а мы уж постираем и чистое в том же ящике вам вернём, сам уж своё найдёшь и уберёшь. Так и будет, смена на тебе, смена в тумбочке. А чтоб не путалось, я тебе сейчас меточки дам, сам и пришьёшь ко всему своему, и на комбез, и на куртку с шапкой. На постельное можешь не пришивать, оно у всех одинаковое. Вот держи, — она взяла со стола и протянула Гаору свёрнутую в кольцо узкую белую тесёмку с напечатанными на ней цифрами и буквами.
Гаор взял тесьму. Да, метки, как в прачечной, куда в своей недолгой «вольной» жизни он сдавал простыни и полотенца, остальное стирал сам.
— И нитки с иголкой держи, а чем нарезать, — Матуня оглядела свой столик, — ну, по первости попроси у кого. Мыло ещё тебе, мочалку держи. И полотенце. На него тоже метку нашьёшь. У тебя что, носки, портянки?
— Носки.
— Это уж сам. В умывалке труба горячая есть, на ней и сушат все. Ты их тоже пометь по-своему. А сносишь, ко мне приходи, подберу. Чего ещё тебе?
Гаор неуверенно пожал плечами.
— Всё вроде.
Матуня засмеялась.
— Эх ты, про самое-то главное и не вспомнил. Ну? Про что я толкую?
Гаор улыбнулся, принимая игру.
— Не знаю, Матуня.
— Что ж ты, кудри распустил, а чесать их не чешешь. Гребень ещё нужен!
— Что?! — изумился Гаор. — Впервые слышу. Что это, Матуня?
— Ну, — Матуня даже руками развела, — по-всякому тёмных видала, но чтоб про гребень не знали! Ну, Рыжий, удивил ты меня. Волосы им чешут. Неужто не видал?
Гаор невесело усмехнулся.
— Нет, Матуня, у меня таких волос, чтоб чесать их, не было никогда. Только вот сейчас отросли.
Матуня покачала головой.
— И ты голову брил, такую красу губил? Вон они у тебя какие, аж в золото червонное отливают. Ладно, пойдёшь к Мастаку, он их всем мастерит и тебе сделает. А теперь иди, по первости тебе хватит, а там видно будет, пока человек жив, ему много надо.
— Спасибо, Матуня.
Гаор встал, удерживая в растопыренных пальцах полученное богатство. И всё же спросил.
— А что это за слово, Матуня?
— И этого не знашь? — удивилась Матуня. — А и просто. Мать, значит. Мы все, матери, заботу об вас держим, ну а чтоб не путаться, по-разному зовёмся. Я вот Матуня, в вещевой Маанька, Маманя ещё есть, Мамушка, Матуха, ну а Мать старшая наша. Иди, Рыжий, время придёт, всех разглядишь. А увидишь Махотку, скажешь, чтоб зашёл. Пробрать мне его надо.
Гаор ещё раз поблагодарил и вышел. В коридоре пусто, только в углу возле двери Матуни стояли две девчонки, босые, в одних мужских — им чуть выше колен — рубашках с закатанными рукавами и зубоскалили с полуголым парнем в заплатанных штанах. На проходившего мимо Гаора они смешливо фыркнули, а парень только покосился. Однако, свободней, чем в казарме — весело подумал Гаор, входя в свою спальню.
Проходя к своей койке, он быстро оглядывался. Ага, штаны и рубашку вешают на перекладины в изножье, полотенца в головах, ботинки ставят под крючок с верхним. Всё ясно-понятно. Нет, если кормят хорошо, девки под боком, и на глаза Гархему не попадаться, то жить вполне можно.