Риарр громко передёрнул затвор, будто готовясь к стрельбе, и гаркнул:
— На колени! Руки за голову!
И удовлетворённо ухмыльнулся: надо же как резво попадали. Всё-таки и таких можно чему-то научить. А вот и понятно, чего стояли. Удачно пришлось: голова всмятку, а тело целое, удобно обыскивать.
«Ну, вот и всё», — Карько́ с отрешённой обречённостью смотрел, как возникший откуда-то спецовик споро обыскивает тело лейтенанта, снимает с мёртвой руки часы и надевает на свою, где уже их трое или больше, обшаривает карманы, вынимает из бумажника и перекладывает к себе в карман купюры, а в другой пересыпает монетки, а за пазуху во внутренние карманы мешочки со всяким разным, серьги там, кольца с браслетками, тоже часы, ну и ещё, что лейтенант на маршруте насобирал. Видно для того и карманов у спецовиков много, чтобы… мародёры — вспомнил он ургорское слово, Рыжий говорил его как ругательство и был прав. А их всех что, постреляют сейчас? Как… как ненужных свидетелей, не иначе. Ворон, было дело, объяснял как-то… Сам он — Старший, стоит в первой шеренге, ему и первая пуля. Да, Рыжий как-то сказал, что первую шеренгу первой и выбивают, и Ворон согласно кивнул. Да и… да, всякое бывало, и везде это…
Разобрав и разложив по карманам найденное на трупе, Риарр взялся за сумку с документами: интересно всё же, как это получилось, что лейтенант и в компании лохмачей. Это, правда, сразу объяснили зелёные петлицы. Из Рабского Ведомства лейтенант, крыска тыловая. Чего его в этот городишко и к этому дому понесло, объяснила личная карточка. Домашний адрес и указание на семью: родителей, младшего брата и незамужних сестёр. Вот дурак, нашёл где искать. С первого же взгляда видно, что кто не успел драпануть, то тех в крошево перемололи, на костёр положить нечего. Так, а вот тут что? А ни хрена себе, аггелы копчёные, головнями траханные, это он двадцать особей мужского пола должен был ещё когда и вон куда доставить, а, значит, решил по дороге попользовать. А это — Риарр насмешливо ухмыльнулся — нарушение и недобросовестное исполнение, и Огонь Справедливый нарушителя и наказал. Ну, Огонь своё исполнил, а вот что ему теперь с лохмачами сделать? Перестрелять на месте как дезертиров, потому что в военной зоне без командира только дезертиры, подлежащие расстрелу на месте, и… и ты сам — с обжигающей ясностью всплыло в памяти — такой же, подлежащий ликвидации, сидел на тонущем в болоте грузовике, а с берега смотрел на тебя лохмач. Помнишь? Ага, такое не забывается. Ну так, что твоё, то твоё, а лишнего на себя не бери, отдавай долги, чтобы перед Огнём чистым стоять. А обосновать… а патроны по счёту получены, и тратить их на лохмачей нерационально, а вручную забивать некогда, и вообще… приказано сберегать, чтоб им в Тарктаре гореть, ресурсы. Риарр решительно отломал с опознавательного треугольного жетона лейтенанта регистрационный угол, два других остаются для костра и похоронщиков, у них своя отчётность, и бросил железку в сумку, повесил её себе через плечо, обвёл взглядом, пересчитывая, лохмачей и заорал:
— Встать! Прямо вперёд… бегом… марш!
Подгонять отстающих обещанием пристрелить не пришлось, бежали лохмачи кучно и достаточно резво. Но и настоящего темпа Риарр всё-таки не дал: не выдержат лохмачи, повалятся, и придётся тогда их уже поневоле перестрелять, а ему вот приспичило довести их до места и сдать целенькими, а спецовик что решил, то и сделает!
Бегом… бегом… бегом… мешок тяжело бьёт по спине… горячий воздух обжигает рот и горло… хриплое надсадное дыхание за спиной и ненавистный жестокий голос то сзади, то сбоку… сволочь, спецура, так и носится вдоль их колонны, погоняет… скотину на бойню так не гонят, жалеют, а их… Иногда ни с того, ни с сего спецура рявкал: «Верх!». Они падали прямо на дорогу и так лежали не в силах даже откатиться в кювет, ждали неминуемой смерти. Но сверху ни воя, ни свиста, а снова: «Встать! Бегом!». А потом то «Вправо! Марш!», то «Влево! Марш!». И уже не по дороге, по земле, сбивая ноги и дыхание на кочках, уже ничего не разбирая и не понимая…