Выбрать главу

— Рыжий, из света не выходи, — предупредили Гаора.

Он кивнул, показывая, что слышит, но продолжал стоять неподвижно, запрокинув голову и подставив лицо то ли мокрому снегу, то ли замерзающему дождю. Поганая ноябрьская слякоть, когда сверху снег с водой, снизу вода с землёй, что на плацу, что на фронте — нет хуже времени, а он дышит сейчас этой слякотью и надышаться не может.

— Рыжий, очнись, — толкнул его в плечо Полоша.

— Да, — ответил Гаор.

Он перевёл дыхание и огляделся уже по-новому.

На мокром бетоне толпились, бегали и толкались люди в куртках поверх комбинезонов, и он даже не сразу узнавал их. Похоже… похоже на перемену в училище, вдруг понял он. Когда их выпускали с занятий, они тоже вот так носились, даже если до этого были в спортзале или в тренажёрном, даже после строевой подготовки, когда, казалось бы, только лечь и лежать, а они, сдав в цейхгауз учебные винтовки, начинали носиться по коридорам и лестницам, а, если выпускали, то и по саду. И капралы — сержанты-воспитатели — не мешали им. Называлось это «пар сбросить». Так что он на перемене. Всё ясно и понятно.

На границе светового круга, достаточно, правда, просторного, у бетонного парапета, присев на корточки, чтобы ветер не задувал огня, курило несколько мужчин. Гаор подошёл к ним и, так же присев, расстегнул куртку и полез за сигаретами. Чтобы не намокли, прямо там под курткой и комбинезоном достал из пачки одну сигарету и зажигалку. Умело пряча от ветра огонёк, закурил и жадно вдохнул горький, обжигающий нёбо и горло дым.

— Что, Рыжий, дорвался? — засмеялся Зайча.

Гаор с улыбкой кивнул.

— Сколь, гришь, не курил?

— Три недели, — наконец выдохнул дым Гаор. — Когда приехали за мной, как раз я одну докурил, а вторую не начал. И всё.

Немного выждав, он уже расчётливо сделал вторую затяжку.

— Три недели, гришь, — Полоша покрутил головой, — я б столько не вытерпел.

— И что бы сделал? — с интересом спросил Гаор.

Интересно, в самом деле, какие здесь порядки. На фронте сигаретами делились, считать и отдавать потом, как долг, между своими было не принято.

— Попросил бы, — пожал плечами Полоша, — дали б затянуться. А ты гордый. Будто брезгуешь.

Гаор негромко засмеялся.

— Я просто порядков не знаю, а нарываться не хочу.

— Паря, — спросил его ещё кто-то, — а ты чо, прямо с фронта и сюда попал?

— Да вы что? — удивился Гаор. — Война два года как кончилась.

— А нам это по хрену, — сказал спросивший.

И Гаор был вынужден признать: в самом деле, идёт там где-то война или кончилась — здесь уже неважно.

— Ну, так чо, ты где ж был, раз уж не на фронте?

— Работал, — пожал плечами Гаор. — Ветеранская пенсия маленькая, на неё не проживёшь.

Он не знал, насколько поняли его слушатели, знают ли они, что это такое — ветеранская пенсия, но слушали его явно сочувственно, и он продолжил.

— Вагоны грузил, машину водил, да за любую подработку брался.

О газете Гаор твёрдо решил до последнего не говорить. Седой — другое дело, тот понял, а здесь — точно слишком много объяснять придётся, и ненароком дойдёт до надзирателей, тоже неизвестно как обернётся. Вот растрепал он о фронте и получил сразу. Но фронт указан в его карте, а газета нет, этого и надо держаться. Но спрашивали его о другом, вернее, вели к другому.

— А этот, что метелил тебя, он тоже… ветеран?

Гаор понял, но ответил спокойно и будто небрежно.

— Палач он везде палач.

— Тебя в надзиратели звали? — спросили его уже впрямую.

— Нет, — так же прямо ответил Гаор.

— А позвали бы?

— Не пошёл бы.

— Чего так? Ты ж…

— Кто я? — перебил настырного Гаор, не дав ему произнести то, на что, как легко догадаться, придётся отвечать ударом.

Остальные негромко засмеялись.

— Что Булдырь?

— Получил?

— Не, ща получит!

— Ну, давай. Кишка тонка Рыжего поддеть?

Булдырь курил быстрыми затяжками, глядя в упор на Гаора и явно решая, вести дело на драку или нет. Гаор спокойно ждал, надеясь, что ему дадут докурить. Он чувствовал, что отношение к нему изменилось и если он врежет приставале, то того не поддержат.

— Эй, хватит сидеть вам, куряки, — подбежала к ним маленькая, чуть больше Матуни женщина, — айда в горелки.

— Каки горелки осенью?! — возмутился Полоша, но загасил окурок и, бережно спрятав его в карман, встал, — вот я тебя, чтоб не путала!

Женщина, взвизгнув, метнулась от него, Полоша сделал вид, что не успел ухватить её за куртку, рванул следом, и они сразу затерялись в толпе. Остальные засмеялись.