Эти люди были его земляками, его соседями, большинство из них знали его мальчишкой. Но сейчас, когда он окликал их по именам, - он знал и помнил каждое, - они опускали взгляды в землю под собой, мяли в кулаках шапки и отвечали вполголоса, как при встрече с мытником или любым из людей герцога. Он рос одним из них, а теперь они не смели взглянуть на него прямо.
Лишившись того малого, что было их по праву, оплачено их трудом; не зная даже на день вперёд своего будущего; не зная, кт`о они теперь, эти люди стали потерянными и беззащитными. Рождённым в несвободе, теперь, когда мир их разрушился, им нужна была власть над собой, направляющая рука и властный голос. Об этом, об этой врождённой и взращённой несвободе, хоть и по-разному, разными словами: один - кратко и запросто, другой - по-книжному витиевато, - но едино по смыслу, в разные год`а говорили Демиану Грайлин и Радек.
Летами он был моложе большинства из тех, кто почтительно-боязливо внимал его словам и, верно, так и остался бы сидеть у родного пепелища без его сл'ова, но они следовали за ним, как овцы, когда он собирал их на бывшей окраине бывшей деревни. Демиан смотрел на проплывающую в дыму и чернолесском тумане вереницу силуэтов - тянущих телеги, с горбами скудной поклажи на согнутых спинах, и не испытывал ровным счётом ничего.
Люди уходили. Семья за семьёй - то, что от них уцелело. Одно лишь семейство Лурга осталось без убытка, и эти крепче всех держались уцелевшего двора, тягали и таскали всё, что можно было утянуть и утащить. Лург заправлял домочадцами, важно покрикивал, и гляделся бойчее всех, но утеря добра уже подкосила могучего старика, и резвость его была последним рывком загнанного коняги. Люди уходили, а им в затылки веяло тленом. Антариес утверждался на новом клочке территории, ярд за ярдом, пядь за пядью уничтожая свидетельства того, что некогда здесь жили и умирали.
Демиан довёл их до границы мёртвой земли и даже дальше, чем был должен, - по землям ещё живым. Ещё ночь, - и ему почти удалось удивиться.
Трей уходил последним, за сгуртовавшимся под водительством отца-патриарха семейством Лурга; и за недолго бывшими их сродственниками: пепельные пряди из-под небрежно повязанного платка и лицо такое же, словно мелом натёртое, - Зелна. Ватан, проходя мимо, как и иные, не поднимал глаз, но, по простоте незлобивой натуры, кособоко обнял Демиана одной рукой - поубавилось в ней силы за ночь.
- Эвон как оно обернулось... - Земляк не глядя отмахнул за плечо, покривился, выдыхая боль сквозь зубы. - И, раз уж не свидимся николи*... Я, бывалыча*, деду твому говорил... и тебе, парень, скажу: ты зла на нас не держи.
- Нет зла, - не кривя душой, ответил Демиан. - Бывай, сосед. Может, сыщете себе лучшей доли.
Закопчённое, диковатое лицо расколола трещина усмешки.
- А где её искать-то, экую диковину? - Смирный, молчаливый сосед нехорошо, надрывно хохотнул. Указал белыми в обводах сажи глазами на идущего поодаль Трея. Наставил на Демиана чёрный палец. - Ан не видно? Все мы ею мечены. У всякого т'ая лучшая доля - тавром...
И потупя взгляд, устыдился, попятился, сходу прибавил длины неловким, похмельным шагам, нагоняя телегу, у которой плелась, ухватившись за борт, жена. На задке телеги ехала, кутаясь в чёрную тканину, светленькая девочка; над самой колеёй раскачивались босые ноги. Девочка придерживала край холстины, укрывавшей то, что лежало на тележном дне. Белая холстина вырывалась, всхлопывала подбитым крылом; девочка терпеливо-бездумно оправляла её снова и снова.
Обоз отдалялся, пропадал в серости, и, пока можно было видеть, всё одно: белое крыло холстины; тоскливо-протяжный взгляд.
Здесь всё было, как во сне; и тот же холод поднимался от земли, ещё не очнувшейся от зимнего забытья земли. Пара недель, и с грохотом, подобным шуму битвы, крепкий панцирь Верес рассекут наполненные чёрной водой раны. Весна перевалит за середину, и вниз по течению флотилией светлых плотов потянутся вереницы льдин.
А после, после - может, и поднимется сюда какая рыбацкая лодочка, одиноко скользить меж крутоярых* пустынных берегов. Демиан потянул из-за пояса рукоять топора.
Кусками, наскоро вырубил пласт подмёрзшей земли. Укрыв от ветра, развёл жаркий, быстро прогоревший костерок. Размешал угли.