Выбрать главу

  

  Трей чувствовал, что должен вызывать естественное неприятие у оборванца напротив. Он, верно, казался ему франтом и лакомкой, с щеками-яблочками, в едва успевшей запылиться барской одёжке. У чернявого парняги скулы выступали, точно наведённые гримом, а кожу сожгло дочерна - тот оттенок, которым награждает лишь неотлучное пребывание на солнце в самые страдные часы. И глаза как угли. Словом, Трей заранее ожидал от бродяги одни обидные клички и выходки обитателя подворотен, и оттого, разумеется, сам предуготовился взаимно презирать и ненавидеть. Заговаривать первым он не собирался, выдерживал характер. Ждал, как покажет зубы сосед-оборванец.

  Но сосед не спешил укусить.

  - Мы пойдём в обучение к одному мастеру? - то ли спросил, то ли констатировал он; Трей не привык различать оттенки интонаций в ленивом северном говоре.

  Один учитель для них двоих? Трей не пришёл в восторг от этой мысли. Он уже успел укрепиться в заблуждении, что хотя бы учителя ему не придётся делить ни с кем.

  Глаза-уголья умели видеть то, что Трею совсем не хотелось показать.

  - Разве ты никогда не думал о брате?

  Трей открыл и закрыл рот и немо уставился на соседа. Оба, не сговариваясь, подались друг другу навстречу, почти соприкасаясь встрёпанными вихрами: пшенично-золотыми и завитыми у одного, смоляными, жёсткими и глянцевыми у другого, - две противоположности, расколотые отражения, в попытке отыскать некую общую черту, роднящую вернее, чем цвет глаз и оттенок кожи.

  Трей выставил ладонь и коснулся ответно протянутых смуглых и сильных пальцев.

  

  - Шеи, шеи мыльте, поросята! - покрикивала низенькая тётушка, невозмутимо расхаживая между бадеек, в которые загнали всех новоприбывших мальчиков. - И за ушами!

  - За кого она нас держит? - сердился Трей, ожесточённо орудуя мочалкой.

  Новый знакомец только пожал плечами. Дар не делал различий между отпрыском знатной фамилии, которого служанки натирали душистым мылом, и малолетним бродяжкой, который становился чище только угодив под дождь.

  Оттеревшись докрасна под бдительным взором тётушки Фьоры, мальчики получили каждый по льняной простыни и босиком прошлёпали в смежное помещение, что-то вроде кладовой, где им выдали новую одежду и обувь. С младенчества приученных встречать, да и провожать по одёжке, их уравняли в единый миг. Здесь не было эмблем и гербов, цветов покровительствующего дома, не было отличий в покрое и ткани. Те, побогаче, кто привык к комфорту, ёжились в непригнанной по размеру, чересчур грубой для них одежде. Те, кто прежде щеголяли в рванье, поддевали пальцами тугие пояса, дёргали застёжки, чувствуя себя схваченными. Многие сразу натёрли ноги - иные с непривычки, иным более подобала мягкая, по мерке, обувка.

  Трей пыхтел, одёргивая подол. Ни к одному цвету он не питал такой ненависти как к траурному чёрному. Лучше бы в девчачье палевое платье с рюшами нарядили, в самом деле...

  Сосед, напротив, в казарменной одёжке гляделся так ладно, точно по нему и шито. Трей припомнил, что по дороге сюда назвался, но ему не успели оказать ответной любезности.

  - Тебя как звать хоть?

  - Демиан, - коротко ответил чернявый.

  - Эй, - оскорбился Трей, - ты чего ругаешься?

  - Я не ругаюсь, - с непробиваемым спокойствием возразил знакомец.

  - Смеёшься? - не отступал Трей.

  Тот молча пожал плечами. Трей начал подозревать, что к шуткам он вообще не склонен.

  Трей неловко хохотнул:

  - За что тебя так?

  - Имя как имя.

  - Ну да, наверное, и хуже бывают, - проявил сочувствие Трей и тотчас подскочил: - Ну да хоть вон у нас меньшой кузнецов сын, у того имя вообще девчачье. Кузнечиха уж до того дочку хотела, а у неё сыновья один за другим. Другие бабы радуются, а эта каждый раз в слёзы: дочку, ревёт, хочу, на что мне ещё один разбойник? Кузнец говорит: благословили, жена ему в поперешину: нет, прокляли! В прошлый год ходит опять пузатая, уж и к жрецу таскалась, и по бабкам, все ей в лад: девицу родишь! Та радуется, ну хоть под старость лет девка будет, сама-то уж старенькая, годов тридцать. Родила - парень. А она-то и верить поначалу отказывалась, так девкой и звала. Даже кузнец не воспротивился, решил, верно, потачить, а ну как вконец жена рехнётся.

  - И что? - спросил Демиан, когда Трей умолк. - Рехнулась?