- Вот и порешили. Крышу перекрою, пока слеги* не обвалились.
- Ой, да охолони! - махнул рукою Радек, тяжело опускаясь на лавку и кивая Демиану на светец*. - Покуда не обвалились, нешто ещё ночь не пролежат... Не знаю уж, чем гостей привечать... разносолов не держим. Мне-то для пропитания немного надо. Сам стал мал, и утроба ссохлась.
- Что мы, баре? - рассмеялся Трей. - Не нужно нас привечать.
- Ну так сядьте оба, погляжу хоть на вас, - потребовал старик, постучав по лавке.
Юноши подчинились, и Радек, приблизив светец, обстоятельно оглядел обоих. Хороши. Оба красивые, красотой юности - само собой, но не одной ею. Трей - понятной, светлой, Демиан - нелюдской какой-то, сумеречной красотой. Молоды и, хоть глядятся старше истинных лет, а всё одно видать: ещё не вытянулись в полный рост, не вошли в полную силу. Лет через пять заматереют. Но уже и нынче в них, словно в зеркале грядущего, видятся те завтрашние мужчины, и Радеку нравилось то, что он видел: и телесная крепость не привыкших к лености и излишествам людей, и душевная цельность не знавших нужды и унижений.
Ништо, - решил Радек привычно. Хоть ел парень досыта, на пустых щах бы так не вымахал. И не чуял над собой господской плётки. Видно, что не жил в праздности, но труд его был не бедняцкий, гнувший к земле и гасящий взгляд рабский труд, а воинский - расправлявший спину и плечи. Радек смотрел на внука, и правильность принятого десять зим назад решения примиряла его годами одиночества, с бессильной старостью.
- Жить здесь - всё равно что спать, положив голову на плаху, - заключил Трей, с минуту поглядев за край деревни, и ласково почесал Задиру по крутой шее.
Достаточно было выйти за околицу, чтобы увидеть, что стайка построек притулилась почти к самому краю Антариеса. От близко подобравшейся полосы выжженной земли Кри отделял лишь недалеко протянувшийся реденький перелесок: очередное свидетельство небрежения древними законами. Законы те нынче шли в цену пустых суеверий.
Демиан понимал, что Трею, с его взглядом мимоезжего, со знаниями ведьмака, одно было ясно как день: место это непригодно для житья. Трею была попросту неведома правда людей, чьи прадеды родились здесь и легли в эту землю. Ненависть - чувство, чуждое Трею, и всю ненависть, что была ему отпущена, он обратил на единственного человека - своего отца. Но при этом именно отец его был причиной тому, что от рождения и до Теллариона Трей пребывал в некоем промежуточном положении - не господина, но и ничьего слуги, и многие естественные вещи оставались для него неестественны. Потому он не способен был понять подневольное положение людей, что не имели права избрать для себя место для жизни, даже если бы обрели свободу оторваться от своих корней, и своих домов, и родных могил. Но, разумеется, ничего этого Демиан не мог сказать ему.
Друг обладал счастливым нравом - вскорости он и думать забыл об опасной близости к Антариесу, тогда как у Демиана мрачное видение осталось перед глазами. Крутым валом катились облака, края их пронзали лучи, оставляя тёмной середину. Там, где небо ещё оставалось синим, но уже выцветало, проступили бледные тени неразлучных лун. Зрелище великой реки вытеснило для Трея прежние впечатления.
Они оставили деревню за плечами, только дым серыми спиралями вился над полем. Шли высоким берегом, и казалось, что смутная опасность исходит прямо из-под земли, и кони упирались, нервно трясли гривами.
Под ногами расступалась пропасть. Глубокое ложе проточила для себя Верес. Пока Трей посвистывал и прикидывал, сколько десятков ярдов отсюда до обманчиво-спокойной воды, Демиан вспоминал этот берег, каким ему доводилось видеть ребёнком: в заморозки - блистающим ото льда, будто оклеенным стеклом; и по весне, когда с далеко слышимым треском ломался лёд; и позже, когда река вскипала, того и гляди, готовая выплеснуть за край и смыть деревушку; и летом, когда всё было в точности как теперь...
Воды Верес отражали реку небесную, и между этих двух неотличимых рек долгим клином вдавался далёкий супротивный берег. Демиан повёл в обход круч, по уклонной тропе, к самой песчаной отели. Там они напоили и искупали коней, пока солнце по-летнему неторопливо клонилось к закатному краю.
Демиан был молчаливей и задумчивей против обычного. Чутьё побуждало Трея дать другу возможность перемолвиться со своим воспитателем наедине; он и рад был, что поехал с ним в покинутый дом, понимая, как нелегко дастся Дему и встреча, и скорая - окончательная разлука, - но и маялся неловкостью быть третьим лишним. Уроженец гористой, скудной на реки Хетани, он был не абы какой пловец, но то было первое, что пришло на ум, лишь бы задержаться под благовидным предлогом.