- Древний язык? Но откуда...
- Ах, не перебивай меня, юноша! - с неудовольствием воскликнул мэтр. - Такое нетерпение - из-за чего? Из-за пары минут, тогда как я сберёг для тебя гораздо больше времени, что ты потратил бы впустую, ища ответ там, где его нет. - Старый колдун обратил на собеседника укоризненный взор и продолжил после нарочито выдержанной паузы: - Можно долго рассуждать, какие изменения претерпел язык под влиянием столетий, и какие характерные черты сохранил... Черты, по которым, как ты сам мог убедиться, о мой молодой друг, язык остался узнаваем. Главным образом, это важное для сознающего самое себя создания - это утверждающее себя во времени и пространстве словечко "я". Как видишь, оно, это "re", осталось неизменно. В то время как другое важное местоимение, - надеюсь, ты понимаешь, о чём я, - "t'ea", хоть и поныне узнаваемо для того, кто сведущ в языках, однако...
- Мэтр Грайлин, - размеренно произнёс Демиан, заручившись всей отпущенной ему выдержкой. - Всё это, несомненно, познавательно, и, уверен, вы можете составить целый научный трактат на эту тему. Но сейчас для меня важно одно. Если каждое из этих слов в отдельности имеет значение, дайте ответ: имеют ли они общий смысл, и, если он есть, то каков он.
Мэтр Грайлин с неудовольствием воззрился на молодого мага, но обронённая мысль о трактате уже занимала вдохновенный ум учёного, и посему он ответил предельно для себя кратко:
- Смысл совершенно ясный. "Как я мог забыть тебя?"
Примечания:
*поршни - мягкая дешёвая обувь, сшитая из куска кожи, на ноге удерживалась ремешками.
*черен - рукоять заступа, тяжёлой лопаты для копания.
*неприбранный - здесь в значении "непохороненный", не преданный земле.
*неофит - новообращённый, новичок.
Визуал
9.2
Поле видится бесконечным, за день не обойти, не объехать, а он в поле один, без толоки*.
Жмень, ещё жмень. Ложатся срезанные колосья.
Помощи ждать некогда, поле нужно убирать. Трей знает: пока ещё невидимая, к краю его подбирается чернота: не то гарь, не то гниль.
Он работает, тяжело, сосредоточенно, как в битве, затрачивая все силы. Теперь поле уже не кажется бесконечным, границы его обозначились чернотой, пожирающей поспевшие всходы, словно поле запалили со всех концов.
Сцепив зубы, он жнёт, уже не поднимая глаз. Теперь его противник не беспредельность всходов, но само время.
И, конечно, как всякий человек, он уступает такому сопернику, но не сдаётся.
Слишком медленно. Он отбрасывает серп. Теперь в его руках коса, тяжёлая и лёгкая одновременно, и он срезает налитые колосья, как покосную траву. Нарлаг его разбери, как, но он направляет длинное опасное лезвие, размеренно, бездумно. Умело, словно сызмала жил иной жизнью.
- Передохни, любый, - издали долетает до него ласковый голос.
Он не глядя приникает губами к прохладной влажной кромке кувшина, пьёт жадными глотками. В горло льётся - солёное и горькое. Пересиливая жажду, он отстраняет кувшин. Утирается рукавом, встаёт, расправляя плечи.
Валента стоит будто бы рядом и вместе с тем - необъяснимо - у самого края поля, там, где боязливо трепещущие колосы смыкаются с кромкой черноты. Всё та же неизъяснимо близкая, до боли родная, и он всё так же готов любоваться ею, её глазами-омутами.
Её ч`удные косы покрыты убором замужней женщины. На ней светлое, праздничное, по случаю завершения жатвы, платье, густо вытканное по подолу багряными узорами. Поверх - нарядный передник, расшитый алыми цветами.
Под руками Валенты пестреет белый же с красным свивальник*.
Её тихая улыбка - улыбка любования. Она отворачивает край пелёнок и подносит к Трею то, что так бережно укрывает перекрестьем белых тонких рук.