- Погляди, - льётся тихий шёпот, - какой славный.
Трей напрочь забывает дышать. И видит неподвижное круглое личико, тоненькие крохотные ручки с напросвет прозрачными пальчиками.
- Валента, ведь он не дышит... Почему он не дышит?!..
Она отступает на шаг, за черту темноты, глядя всё тем же глубоким, кротким, как у раненой птицы, взором. На белом подоле сами собой распускаются багряные цветы.
На срезанные колосья выливается кровь из расколотого кувшина.
- Зачем же ты уехал?.. - шепчут обескровленные губы.
Деревянное древко в его руках обращается мечной рукоятью.
Валента баюкает мёртвого ребёнка.
Трей очнулся, хватая воздух губами, как чрезмерно задержавшийся на глубине ныряльщик. Сердце ухало кузнечным молотом. С полминуты он без осознания смотрел во тьму, а после откинулся обратно на койку, уткнулся лицом в подушку.
- Какой же я дурак! - простонал глухо. - Ох, дур-ра-ак!..
Ночная тишина, совершенная тишина спокойствия, не возмущаемая в эти минуты ни отдалённой пересменкой часовых, ни колобродством редких нарушителей распорядка, ни тем паче редкой побудкой тревожного колокола.
То же разгороженное окно, сейчас забранное по зимнему времени ставней, то же пустынное пространство: отрезанный понарошечной перегородкой ломоть длинного зала; ломоть, что десять с лишком лет назад казался двоим непритязательным в быту мальчишкам едва ли не с дом размером... ставший тесным чуланом для двоих рослых парней. Хоть в рейдах было ещё меньше удобства, оба знали друг про друга, что дежурства и ночёвки - даже под небом Антариеса - составляют приятное разнообразие ночам в этой коробке, из которой они оба выросли, как из детских одёжек.
Трей подозревал про себя, хоть никогда и не оглашал догадку вслух, что ночные отлучки Демиана продиктованы не столько особенной привязанностью к какой-нибудь из телларионских девчонок, сколько желанием дать им двоим толику свободы друг от друга; желанием, усилившимся после возвращения в Телларион.
Но в эту ночь Демиан никуда не уходил и теперь молча поднялся с нерасстеленной койки. Объединявшее их сродство, словно затаившее дыхание в последние месяцы, вновь пробудилось, сделало глубокий вдох.
- Я знаю, ты тоже видишь это, - потребовал Трей. - Ты чувствуешь то же, что и я. Скажи мне, что это ничего не значит. Что эти сны и предчувствия - всего лишь наши страхи и сомнения. - Голос Трея сникает до шёпота. - Скажи мне...
- Пойдём, - уронил Демиан, завязывая шнуровку на рукаве.
- Куда?..
- За ответами.
- Какого нарлага?.. - сонно ворчал мастер Коган, одной рукой пытаясь оправить расстёгнутую рубаху, другой придерживая дверь. - С какого такого демона вам обоим не спится в самый сонный, граллы задери, час? Вроде бы, вы двое давно уже взрослые мальчики, поздновато для сказки на ночь...
- Сказок мы уже достаточно наслушались, - процедил Трей, взявшись за дверную скобу с обратной стороны.
Мастер Коган нахмурился, переводя уже прояснившийся взгляд с одного ученика на другого.
- О чём это ты? - настороженно уточнил он.
- О долге, - выплюнул, как склизкую гадость, Трей. - О верности обетам. О чести. О мужестве. И ещё с полсотни тому подобных мифических вещей. Нам с первых дней твердили о том, что мы - надежда этого мира. Мы - его щит и меч. Сияющие рыцари, примчавшие прямиком из бабкиных сказок. И вот пришло время, и что мы защищаем? - Он пнул стену, и на белой поверхности остался смазанный след от подошвы. - Старые камни? Никому не нужные мёртвые пни на границе Леса?
Согрейн оставил заклиненную дверь, прямо встал в проёме, скрестив руки на груди. Сухо уточнил:
- И о своём горьком юношеском разочаровании ты явился поведать мне в два часа пополуночи? Не мог вытерпеть до утра?
- Вы правы, учитель, терпение - свойство не из числа моих добродетелей. Однако я стремлюсь к совершенству, - косо усмехнулся Трей, - и готов и впредь молчать и делать вид, что всё так, как д'олжно, - если так вам будет угодно. Но есть вещи, не терпящие промедления. - Ученик встал напротив учителя, на расстоянии в полшага. - Например, прорыв на северо-западе Синара, что должен случиться со дня на день.