— Экий ты торопыга, — засмеялся Фёдор, доставая из ведра шампуры, унизанные кусками сочного маринованного мяса, — ботан ботаном, а жрёшь, как бешеный слон.
— Никогда не слышал, — поправляя очки, заметил слегка продвинутый (или двинутый?) друг, — чтобы слоны ели шашлыки. И не видел.
— Эх, ты, наивняк, — укоризненно покачал головой Чугунов, укрепляя шампуры, — я же сказал бешеный. Да хрен с ним, со слоном, пусть ест, что хочет — у него пузяка всё вместит. А вот погода мне, определённо, перестаёт нравиться.
Поездочка с самого начала не задалась, обе тёлки вдруг отказались ехать, сославшись на прогноз погоды. Ну не пропадать же мясу, которое три дня мариновали? Пришлось самим ехать к Можайску, чтобы жареное мясо слопать, а потом рассказывать кентам легенды о крутом оттяге.
Федя с сомнением поглядел на горизонт, где потихоньку созревала и чернела абсолютно нежелательная туча, с одного бока освещённая солнцем. Стремительно разбухая, она наливалась пакостным и подозрительным цветом. Именно от таких непременно дождёшься какой-нибудь гадости в виде шаровых молний или града с куриное яйцо. Звуки лесного бытия несколько завязли в сгустившемся воздухе, а над Бородино нависла напряжённая тишина. В душе вдруг шевельнулось непонятное предчувствие, что всё не просто так. Обладая аналитическим умом, Фёдор попытался разобраться, но увы. Предчувствие, оно предчувствие и есть — неясно по определению. Подсознание предупреждает, а не разъясняет.
Точно так же он чувствовал себя однажды утром. Всё не складывалось и валилось из рук, когда шеф попросил его отнести на почту корреспонденцию. Обычное дело, но именно в тот раз у него что-то ёкнуло внутри. Суевериями Чугунов особо не страдал и посмеявшись над собой стал дожидаться лифт. Того, по закону подлости, долго не было и в результате пришлось тащиться вниз по лестнице теряя время. На выходе его задержал поток посетителей, рвавшихся внутрь, а на перекрёстке… Там уже толпились люди, потому что здоровенный грузовик въехал в столб. В тот самый столб, возле которого обычно стоял Фёдор, дожидаясь зелёного сигнала. И к которому он, слава богу, опоздал подойти. Окружающие говорили, что водитель мощно газанул перед перекрёстком, пытаясь ухватить остаток жёлтого цвета и видимо потерял управление.
— Федя!
— А? — опомнился парень.
Перевернув подрумянившиеся с одного бока шашлыки — глянул вверх. За какие-то несколько минут туча внаглую расползлась почти по всему небу. В глубине её посверкивали разряды, сопровождаемые запоздалым рокотом грома.
— Ох, чует моё сердце, шашлык дожариться не успеет, — упавшим голосом произнёс Витька.
— Срубаем, — махнул рукой Чугунов, — горячее сырым не бывает, тем более маринованное.
Вдруг стремительно потемнело, хлестнул порыв холодного ветра, отчего потемневшие угли взорвались искрами бенгальского огня и даже разгорелись. Землю сотряс оглушительный удар грома и раскатистым эхом пронёсся над замершим лесом.
— Бежим! — Фёдор быстро собрал в пучок шампуры и рванул в палатку. Следом, подхватив трёхлитровку с пивом, мчался Витька. Крупные капли ударили им в спину, но парни уже запахивали за собой полог. А снаружи вовсю бушевала стихия — от порывов ветра ходуном ходило лёгкое убежище, крупные капли непрерывной дробью барабанили по всему, что попадалось на пути.
— Бляха! — хлопнул себя по лбу Чугунов, — Мобильник забыл.
Откинув полог и втянув голову в плечи он рванул наружу. Виктор видел как друг добежал до кострища и схватил мобильник со столика. В это время молния сверкнула так, что пришлось невольно зажмуриться. То ли от резкого света, то ли от страха, когда рванул гром. Через несколько секунд, Витёк открыл глаза, но Феди возле костра уже не было. Исчезнув неизвестно куда, он так и не появился. Домой, после безуспешных поисков, пришлось возвращаться одному.
Воздух вокруг Чугунова словно сгустился, не давая свободно двинуть ни рукой, ни ногой, в глазах быстро мелькали радужные полосы и пятна. Когда он окончательно пришёл в себя, то обнаружил, что сидит задницей на чём-то очень сыром. Федя вскочил и под ногами противно чавкнуло. Какая-то сырая низина, костра и палатки как не бывало. На секунду в голову пришла мысль, что его шарахнуло молнией, а Витька принял за мёртвого и уехал. Хотя нет, полная чушь. Во-первых, друг по-любому погрузил бы его в машину и увёз. Во-вторых, ландшафт вокруг совершенно другой. Там — открытое место окружённое берёзами, да клёнами, а здесь небольшая полянка в хвойном лесу. Да и вообще лажа какая-то… Он сделал несколько шагов по сырой земле — даже трава была совсем другой. Там…здесь…тут… — куда это мысли понеслись?