Катина сонно моргать перестала и теперь слушала внимательно.
– Если в ком-то уловлена подобная склонность, – уже не читала, а своими словами рассказывала внучка, – рекомендуется такого человека каждый месяц за три дня до полнолуния помещать под строгое наблюдение и держать так до третьего дня новой луны. Но трудность в том, что обнаружить подверженность селеномании почти невозможно. В обычной повседневности она никак не проявляется. Пишут, что селеноманиаки часто почитаются окружающими за людей тишайших, безобиднейших. Почти все известные маниаки были мужеского пола, но изредка, в одном случае из десяти, бывали и женщины. «Лунобесноватые» умеют хорошо оберегать свою страшную тайну. Из допроса изобличенных селеноманиаков известно, что они почитали состояние, в которое их повергает полная луна, неким драгоценным даром, ибо, совершая убийство, испытывали ни с чем не сравнимое блаженство. Все они очень гордились своей хитростью и неуловимостью, а если попадались, то из-за чрезмерной самоуверенности, побуждавшей их утрачивать осторожность.
– Страсти какие, – подивилась Полина Афанасьевна. – Каким только манером люди не безумствуют! Но ежели у нас в уезде с прошлого лета завелся лунный, как его, маниак, он же должен был каждый месяц кого-то умерщвлять, а девок убито только пять.
– Были и другие, да не найдены, – уверенно сказала Сашенька. – Уезд большой, деревень много. Пропавших никто не записывает. Нет трупа – нет и сыска. Его, правда, и с трупом нет. Однако наука не ошибается. Коли завелся селеноманиак, ему надо в каждое полнолуние кого-то убивать. Ежели бы поспрашивать по всем селам и деревням, по всем помещикам, я думаю, непременно установилось бы, что всякий месяц кто-нибудь исчезал. И еще злодеянья будут – пока не изобличат и не изловят маниака.
– Беда какая! – Катина нахмурилась. – Что же делать-то? Приказать крестьянам, чтобы в полную луну все по домам сидели, носа наружу не казали? Но за всеми ведь не уследишь…
– За всеми и не нужно. Убийцы сего рода не на любого нападают. Я прочитала, что у маниака бывает пристрастие к жертвам сходной между собой внешности иль поведения. Это называется «Die Fixation». Наш лаком на совсем молоденьких девушек. Может, есть и другие, особенные черты, от которых он впадает в исступление. Кабы это узнать, легче было бы преступника изловить. Вообразите, бабушка! – Взгляд барышни мечтательно затуманился. – Пускаем мы какую-нибудь девку – в точности такую, от которой у маниака слюни текут – погулять вдоль речки полнолунной ночью, а в кустах сидят Фома Фомич и трое-четверо мужиков похрабрей. Только лунобесный набросится – они его хвать, и скрутят!
– Во-первых, почем знать, где этот безумный охотиться вздумает – может, не у нас, а у соседей, – скептически заметила Полина Афанасьевна. – А второе: откуда ты спознаешь, какая у маниака «фиксацион»? У него самого, чай, не спросишь.
– У него – нет. А у покойниц можно, – ответила внучка, которая, видно, заранее всё продумала. – Съездить нужно по деревням, где жили три другие известные нам бедняжки: Маланья Петрова, Лукерья Егорова и Татьяна Зосимова. Поспрашивать, каковы они собою были.
– Некогда мне, сама знаешь. Война.
Дева вкрадчиво улыбнулась:
– А вам, милая бабулечка, и не нужно. Я одна прокачусь, с людьми поговорю. Оно еще лучше выйдет. Вас крестьяне робели бы, а меня бояться не станут.
Сначала Полина Афанасьевна про это и слушать не захотела.
– У нас по округе бесноватый убийца шатается, а ты кататься будешь? Может, он не только в полнолуние на девиц кидается? Забудь и думать!
Но Александра прилипла, как банный лист. Через двадцать иль тридцать минут, понявши, что не отвяжешься, измученная Катина вдруг подумала: а пускай ее катается. Хоть при деле будет. Поставила однако условие: ездить только с англичанином и чтоб у Фомы Фомича с собой было ружье. Тогда Сашенька обняла ее, многократно облобызала, назвала «сладенькой бабинькой» и наконец отпустила спать.
Получила Полина Афанасьевна еще дней десять покоя. Ездить-то можно было только по воскресеньям, когда крестьяне не на работах, или вечером, но в темное время Саше теперь из дому отлучаться строжайше воспрещалось.