– Овес, конечно, важен, – молвил осторожно Митенька, – и без него вашим крестьянам зимовать будет нечем, однако же всё это в самом деле выглядит… безрассудством, – употребил он менее зазорное слово. – Я чту храбрость наших доблестных партизан, но пойдут ли они в атаку? К тому же дроби, которую наготовил предприимчивый мистер Дженкинс, достанет только на один выстрел. Но предположим даже, что нападение застанет французов врасплох и они разбегутся (хоть это весьма маловероятно). Что вы намерены делать с таким количеством зерна? Ведь это без малого двести тысяч пудов. Столько до возвращения Бошана нам не вынести и не вывезти. Воля ваша, мадам, но во всем этом нет никакого вероятия и смысла.
– Зерна возьмем столько, чтоб хватило прокормиться до лета, – начала Катина с последнего вопроса. – Прочее сожжем. Французам мой овес не достанется. Пусть ихние лошади все передохнут.
И потом стала рассказывать уже подробно, как завтра всё устроить. Чертила прутом по земле, для понятности.
– Утром Бошан с обозом и конницей отправится в сторону Москвы. Нужно дать им отъехать версты на три, на четыре, и тогда ударить по французскому лагерю. Услышав шум, Бошан поспешит назад с конницей, но вот здесь, у реки, за мостом, сядут шестьдесят мужиков с ружьями. Дадут залп. Попадут иль нет, неважно. Главное, французы увидят, что перед ними целое войско, и под второй залп не полезут. Бошан пошлет назад к обозу, за пешими солдатами. Там у телег останутся только возницы. Мужики от речки, выпустив пули, тайно побегут в огиб через брод, лесом. И пока Бошан пробивается к амбару, захватят обоз. Это и будет наш прокорм, три тыщи пудов.
Тут Полину Афанасьевну перебили и Ларцев, и Кузьма.
– Да кто ударит по лагерю, если все на речке засядут? – спросил первый.
– За три, тем боле за четыре версты, да из-за лесу стрельбы не слышно будет, – сказал второй. – С чего Бошану назад возвращаться?
– Стрельбу будет не слышно. А взрыв слышно. У нас бочонки с порохом, забыли? Всего и надобно – закатить повозку в лагерь и подорвать. Французы все полягут. А кто жив останется – одуреет. Бери голыми руками. Я с двадцатью остальными мужиками там буду.
И после этого помещицу уже не перебивали. Пришлось, правда, повторить еще раз, для понятности.
– Глядите. Вот поляна, где амбар. Вот отправился Бошан с обозом. Миновали лес, пересекли мост, за ним снова лес. Доехали они до Козлиного оврага, и тут страшенный грохот. Бошан, для которого амбар драгоценней золота, непременно помчит назад с конниками. Но на мосту по ним ударит залп из шестидесяти ружей. Без подкрепления под такой огонь они не полезут.
– Это так оно и есть, – подтвердил Ларцев. – Кавалерия атакует только на открытом пространстве.
– Пока Бошан шлет за обозными солдатами, пока те собираются, да торопятся к мосту, мужики от речки вот этак, обходом, движутся к Козлиному оврагу. Когда же Бошан попадет к амбару, тот будет уже полыхать пламенем…
– А как взорвать телегу с порохом? – спросил Кузьма, присев на корточки над схемой.
– Как взорвать, Фома Фомич знает.
Англичанин важно кивнул – он уже достаточно понимал по-русски, чтобы следить за разговором. Объяснил, правда, на своем наречии, но Митя перевел.
– Хороший запальный шнур сделать не из чего, а то было бы проще, но можно скрутить и пропитать смолой соломенный жгут. Он будет гореть секунд десять, потом огонек достигнет пороха, и готово. Подорвется один бочонок, а за ним остальные. От такого взрыва разметает всех кто на поляне, а слышно будет аж в Звенигороде.
– Десять секунд это сколько? – нахмурился мельник.
– Это как до десяти досчитать.
Тут стало тихо.
Полина Афанасьевна вздохнула. Дальше – она знала – начнется трудное. Надо было удалить Сашеньку.
– Друг мой, сделай милость, замешай мне травяной декокт от мигрени. Что-то совсем невмоготу, – попросила Катина. У ней иногда бывали приступы жестокой головной боли, и внучка умела делать хорошее лекарство.
Когда девочка ушла, помещица сказала:
– Тому, кто запалит жгут, не убежать. Решать надо.
– Жребий бросим! – воскликнул Ларцев. – Как древние спартанцы!
Мельник возразил:
– Не знаю, каковы были портанцы, но коли выпадет Фильке Косому, он струхнет. А у Микишки трясучего огниво из рук вывалится, он и ложкой-то с первого раза в рот не попадает. Нет, тут верный человек нужен. Чтоб без промашки.
Все опять умолкли.
Отец Мирокль, присутствовавший не для военной пользы, а по своему сану, раздумчиво заметил: