Синих солдат – оглушенных, покалеченных, трясущихся, пыльных – в яму набилось, как селедок в бочку. Полина Афанасьевна решила, что довольно будет оставить для караула пяток мужиков. Велела им подобрать ружья, примкнуть штыки. Если кто из ямы полезет – колоть.
С этим ладно. Теперь амбар.
– Митя! – позвала она. – Тут боле бояться некого! Командуй! Ты знаешь, что делать. Сено и хворост к стенам! Но пока не запаливайте, слышишь?
Была у Катиной надежда, что Бошан, будучи встречен мощным залпом, на мост вовсе не полезет – вообразит, что перед ним целое войско. Тогда можно будет и отсюда овес вывезти.
– А вы разве не с нами? – удивился прапорщик, видя, что помещица поворачивается уйти.
– Я туда, к мосту. Пистолет мой отдай. Он тебе тут больше не нужен, а мне пригодится.
Катина сняла с плеч шаль, замахала ею, оборотясь к опушке. Там ждал конюх Федька. Из тех лошадей, что были захвачены у французов, Полина Афанасьевна отобрала двух порезвей, пригодных для верховой езды. Федор себя ждать не заставил – вынесся на поляну одвуконь.
– Лихова жалко. Каков герой, а? – Митя шел за помещицей. Ему ужасно хотелось поговорить о случившемся. – Его подвиг достоин занесения в анналы! Я ему сказал на прощанье: «Твое имя прославится в веках! Ты воззришь с небес, как будет славить тебя благодарное отечество!».
– Ступай-ка ты, сударь, к амбару. Собирай мужиков. Разожгите побольше факелов, – прервала его Полина Афанасьевна. – А Кузьма на небеса вряд ли попал. Больно звероват был. Легко французов убивал. Богу, чай, все равно, что они нам неприятели. Под землей Кузьма, в геенне огненной. Там героев много.
Только так, ушатом холодной воды и можно было остановить Митенькины восторги.
Но только Катина сказала про огненную геенну, и раздался из земного чрева глухой глас:
– Эй вы, наверху! Оглохли что ли, черти? Да вынайте же меня! Холодно!
Глас был хоть и не вполне внятный, но бессомненно принадлежал геройски погибшему мельнику. У Ларцева глаза стали в пол-лица. Обмерла и Полина Афанасьевна, на самом деле ни в небесное, ни в подземное царство не веровавшая. Но опомнилась первой. Бросилась к колодезному срубу.
Внизу из темной воды торчала косматая башка, белело лицо.
– Наконец-то! – прогудел сердитый бас. – Кто там, не вижу, спускай ведро!
Так вот куда он побежал от повозки, сообразила Катина.
– В колодец прыгнул? Ай да Лихов! – закричал и Ларцев. Перегнулся через край. – Кузьма, миленький, ты жив! Эй, партизаны! Сюда, сюда!
Минуту спустя мокрого мельника обнимали, хлопали по спине мужики. Он отталкивал тянувшиеся к нему руки.
– В-водочки сыщите! Заледенел я!
Ему сунули солдатскую флягу.
Ларцев воздевал руки к солнцу.
– О сколь счастливый день! Клянусь, Кузьма, о твоем беспримерном деянии узнает вся Россия! Я напишу губернатору! Главнокомандующему! Государю! И в «Ведомости»!
Полина Афанасьевна тоже была рада, что Лихов перехитрил смерть, однако Федька уже был тут, кони испуганно храпели, раздувая ноздри на пороховой дым. Пора.
Подобрав юбку, она села на лошадь, похлопала ее меж ушей:
– Ну, ну, тихо! Едем, Федор.
Кто-то взялся за стремя. Повернулась – Лихов.
– Куда, барыня? К мосту?
– Да. Теперь там главное. Надо пособить Фоме Фомичу. Управится ли он, безъязыкий?
– Я с тобой. Слезай, Федька.
Конюх, не дожидаясь, что скажет барыня, спрыгнул на землю. Мельник поднялся в седло.
– Тут боле делать пока что нечего. Едем.
Не предложил, а вроде как приказал. Ударил каблуками в круглые конские бока, поскакал. Что ж, пусть покомандует, заслужил, подумала Катина. И с ним, конечно, надежней.
Разогнались до быстрой рыси, и ехать-то было недалеко, всего с полторы версты, но Катина все же боялась не успеть. После взрыва, верно, миновало не менее получаса. Даже странно, что от моста до сих пор не грянул залп.
– Что-то пальбы не слышно! – крикнула она, поравнявшись с мельником. – Не разбежались ли наши, завидя французов?
– Ништо! – весело отозвался тот. – Обоз длинный, ихние конные, сама видала, повдоль растянулись. Их в кучу собрать, это время нужно. Поспеем!
И сразу стало спокойней.
– За твою доблесть отпущу на волю вас обоих, с Агафьей, – пообещала помещица.
– Воля – вот она! – проорал Лихов. – Ох, славно!
Ишь, рассиялся, подумала Катина. Он и всегда-то был полоумный, а на войне совсем выбесился. Что ж, война и есть сумасшествие. Каково время, таковы и герои. И хорошо, что они есть, без них много не навоюешь.
Кузьма оказался прав. Поспели.
Мост был завален свежесрубленными молодыми деревьями. Мужики лежали по-за кустами, выставив ружья. Сзади похаживал Женкин, боевито покрикивая: