-Кстати, насчёт кофе, будете? -предложил врач.
-А это ничего, что мы тут кофий распивать собираемся?
-Окно в расписании, -объяснил доктор. -Предупредили в самый последний момент, ничего переиграть уже не получилось, поэтому давайте введём в организм немного кофеина. Очень, кстати, полезно, если в умеренных дозах. Было исследование, что те, кто выпивает в день от одной до трёх чашек кофе меньше подвержены риску сердечных заболеваний.
-Значит нужно пить кофе и целоваться? -сделал вывод Максим.
-Получается так, -согласился доктор. -А если даже всё это ерунда, то ничего страшного. Про эффект плацебо слышать доводилось?
Максим кивнул.
-Вот так, -продолжил разглагольствовать врач, освобождая стол и доставая из тумбочки печенье. -Плацебо – пустышка. Лекарства нет, а лечебный эффект есть и, порой, весьма значимый. Главное, чтобы пациент искренне верил. Средний человек значительно более властен над собственным телом, чем он привык думать. Ведь что такое, по сути, любая болезнь? С одной стороны, это нарушение нормального состояния тела. С другой – некое новое, пусть и болезненное, состояние. А телом управляет кто? Конечно же голова. Вот и получается, что голова – всему эм… голова.
Улыбнувшись собственному каламбуру, врач ненадолго вышел из кабинета и вернулся уже с двумя полными чашками. Одну поставил перед Максимом, о другую продолжил греть руки, время от времени делал крохотные глотки и блаженно улыбался. На то, как врач пьёт свой кофе было приятно смотреть. Он наслаждался каждым глотком и щедро делился своим наслаждением с любым, кто находился рядом.
-Разве сейчас время для любви? -спросил Максим. -Это как-то даже аморально.
-Аморально быть счастливым, когда идёт война? -уточнил доктор.
Максим кивнул. Врач не спрашивал какой кофе он любит, принёс на свой вкус и тот был слишком крепок и сладок. Впрочем, что-то всё-таки было в том чтобы крохотными глотками пить горько-сладкую жидкость с крепким и даже немного резким вкусом.
-Стремиться к счастью не аморально, а даже вполне естественно. Если, конечно, не пытаться строить своё счастье на чужом горе или за чужой счёт. А кому будет плохо от того, что в мире появится на одного счастливого человека больше или сразу на два счастливых человека? Больше счастливых – меньше несчастных. Есть поговорка: чем больше в мире улыбок, тем меньше энтропии.
-Что-то вроде: при экстренной разгерметизации салона сначала надеваем кислородную маску на себя и только потом на ребёнка, старика, соседа?-уточнил Максим не скрывая улыбки. Разговор забавлял его.
-Вот именно! -обрадовался врач. -Очень хорошее сравнение! Не испытав счастья сам, как можно научиться дарить его окружающим? А насчёт того, что «сейчас не время» - глупость всё это.
Распробовав кофе, Максим выдул уже полкружки и сейчас делал перерыв грея сосуд из тёмного матового стекла в ладонях. Начатая пачка печенья так и стояла между двумя разговаривающими мужчинами не нужная ни одному, ни другому. Во всяком случае не под этот кофе. Врач, видимо, выставил её просто так, на всякий случай, и чтобы стол не казался совсем пустым.
-Влюбиться, а в кого?
-Да в кого угодно! Обычная влюблённость – чистой воды химия. Осознанный выбор двух взрослых людей. Имей в виду: как твой лечащий врач, настоятельно советую. Чтобы не хандрил!
-Ну если как врач советуешь, -улыбнулся Максим. По крайней мере ему больше не было скучно.
…
Всю свою жизнь Дора Олдриж прожила в Лондоне. Ещё в детстве она немного путешествовала по Европе вместе с родителями. Побывала в Берлине, Париже. Участвовала в семидневной экскурсии по Мадриду, которую получила в награду за победу на детской городской олимпиаде заняв там второе место. И все семь дней приходилось уживаться с той врединой, которая заняла первое место и, соответственно, тоже выиграла ту же самую экскурсию. Впрочем, в Мадриде было интересно – им показывали древние здания ещё времён римской империи. Любопытно увидеть их вживую, а не на страницах учебника.
В Париже Доре не понравилось. У неё там украли телефон, а у отца дорогие часы и ещё там было очень много арабов и, кажется, совсем не было французов. И эти арабы постоянно тарахтели на дикой смеси французского и какого-то своего, видимо арабского, языка. Они смотрели наглыми глазами на туристов и только пальцем не показывали, но видно, что обсуждали их между собой. Чувствовать себя объектом обсуждения каких-то незнакомых арабов было крайне неприятно.