Варму и Мрах замерли, вжавшись спинами в каменную стену — бежать было некуда! Варах все же поднял копье, хоть и понимал — жалкая заостренная палка бесполезна против такого чудовища. Лев был буквально в нескольких сотнях локтей…
— Мост! — вскрикнул львин. — Скорее!
Варму позеленел и еще плотнее вжался в стену.
— Я не смогу! — выдохнул он. — Иди один!
Лев на мгновение замер, готовясь к прыжку…
Мрах схватил впавшего в ступор вараха за руку и потащил за собой.
Лев прыгнул, но промахнулся и с мявом грохнулся в неслишком глубокую расселину. Бегущих воинов обдало острым запахом зверя. Добежав, Мрах, не останавливаясь, потянул друга за собой. Тот уперся.
— Ни за что!
— Ладно. — заявил Мрах, бросая мешок на землю. — Тогда я тоже остаюсь!
Варму приоткрыл один глаз — лев уже выбрался из расселины. За ним трусила львица. Похоже, выбора не было…
— Но я вправду не могу! — выдохнул варах, затравленно глядя на львина.
Мрах, ни говоря не слова, ухватил русоволосого за руку и втащил на мост.
— Вниз не смотреть. — велел он.
И Варму, зажмурившись, сделал шаг. Потом еще и еще…
Достигнув середины, он остановился и спросил:
— Мы еще на мосту? — и, получив утвердительный ответ, открыл глаза.
— Обалдеть… — прошептал он, оглядываясь. — Я сделал это!
И рассмеялся. Мрах засмеялся вместе с ним. Львы, рыча, стояли у входа на мост и глядели на ускользнувшее из под носа мясо. Им опять не повезло.
Глава 2. Кошка
.
Перебравшись через пропасть, Мрах и Варму снова оказались на тропе. Извиваясь между камнями, тропка вела вниз.
— А ты уверен, что нам туда надо? — спросил варах. — Может, вернемся?
— Куда, к львам?
Действительно, оба хищника по-прежнему ждали на той стороне.
— И вообще, я есть хочу. — продолжал Мрах. — Ночь скоро, а еды у нас — никакой!
Варму тоже был голоден. Устроив охромевшего друга в узкой, глубокой расщелине, человек льва запомнил место и отправился на охоту. Он шагал и шагал, но вокруг не было ни следа живого — одни голые камни…
— Хоть птичку какую… — вздыхал варах, оглядываясь. Но даже небеса над его головой были пусты…
Солнце спускалось все ниже и ниже, близился вечер. Вдоволь налазавшись по скалам и ничего не поймав, русоволосый повернул назад. Ему очень не хотелось возвращаться ни с чем, но уже темнело…
Мрах спал, положив голову на дорожный мешок, и Варму не стал его будить. Укрыв друга одеялом, он пристроился рядом, но сон не шел — мешали холод и рези в пустом желудке. Проворочавшись с час в тщетных попытках устроиться поудобней, окончательно продрогший и злой, варах встал и вылез из расщелины.
Взобравшись на огромный валун, человек льва огляделся, но не увидел ничего интересного — вокруг царила ночь, черная и непроглядная, даже звезды не мерцали в небе, скрытые пеленой облаков.
— Дождь будет. — решил Варму.
Он устал, и ему хотелось домой — к жене и детям.
Маленький красноватый огонек вспыхнул в темноте, ниже по склону. Потянуло дымком — кто-то совсем неподалеку разложил костер.
Варах вздохнул, стоя на камне — дым пах жарящимся мясом: неизвестные собирались ужинать.
— Есть хочу! — сообщил русоволосый неизвестно кому.
Но есть было нечего…
В расщелине зашуршало — проснулся Мрах.
— Темно-то как… — протянул он, принюхиваясь. — А откуда дым?
Варму показал на костер. Львин тихо зашипел и взъерошился.
— Мы тут не одни. — заключил он. — Нехорошо!
— Прогуляюсь на разведку. — решил варах. — Спать все равно не получается, да и любопытно, что у нас за соседи такие…
— Давай. — разрешил Мрах. — Только поосторожней там, ладно?
Варму неопределенно хмыкнул, заткнул за пояс любимую дубинку и пошел «на огонек». Костер и вправду оказался недалеко — в какой-то полутысяче локтей. Возле костра сидели три женщины и мирно ужинали. Их худые, мускулистые тела едва прикрывали обрывки шкур, длинные волосы были заплетены в множество тонких косичек. У младшей, совсем еще девчонки, правая рука была обмотана чем-то вроде повязки — девушка заметно берегла больную руку. Старшая, женщина лет тридцати, широкоплечая и массивная, держалась чуть в стороне. На шее у нее Варму разглядел ожерелье их медвежьих зубов. У ног женщины лежали копье и устрашающего вида топор. Рядом с ней лежала, завершувшись в меховое одеяло, еще одна женщина и время от времени тихо, жалобно стонала.