Она приподнялась и посмотрела на него так, будто планировала сожрать живьём. Гилберт улыбнулся, напоминая себе, что эта девушка лишь стала жертвой обстоятельств и вряд ли по доброй воле связалась с Третьим, следовательно, он должен быть очень осторожен и…
— Доброе утро, — буркнула Стелла, ложась обратно.
— Я очень рад, что в наших отношениях такой прогресс, — старательно удерживая волнение и раздражение в узде, сказал Гилберт.
Стелла подняла голову и удивлённо уставилась на него. Солнце, пробивающееся сквозь качающиеся ветви, бросало на её лицо блики света, из-за чего жёлтые глаза казались ещё ярче, пронзительнее, внимательнее. В уголках её глаз что-то блестело.
— Могу я поинтересоваться, чем ты занята?
Стелла продолжала удивлённо смотреть на него. Не перестала даже после того, как поднялся ветер, бросивший часть светлых волос ей в лицо.
— Лежу, — наконец ответила таким тоном, будто разговаривала с неразумным ребёнком.
— Вижу, что лежишь. Кровать в твоей комнате недостаточно мягкая? Мне распорядиться, чтобы её заменили?
— В комнате? — повторила Стелла, во все глаза смотря на него. — А. В комнате. Как угодно, Ваше Высочество.
Уголок рта Гилберта дёрнулся. Стелла не выглядела довольной своей колкостью, обозлённой или готовой идти в наступление. Казалось, она говорила совершенно искренне, с верой в собственные слова и даже не думала о том, насколько они на самом деле чудовищны.
Просто невероятно. Насколько же железные нервы Зена, раз он всё это время терпит её?..
— Может быть, мы прогуляемся? — предложил Гилберт, когда молчание затянулось.
— Зачем? — не отрываясь от разглядывания ветвей, спросила Стелла.
— Просто так. Погуляем, подышим свежим воздухом. Познакомимся поближе. Я думаю, что мы могли бы стать друзьями, Стелла.
Она села, всё ещё держа руки собранными на груди, и сощурилась, вглядываясь в его лицо. Гилберт бы стойко выдержал её внимание, как и ощущение, будто её взгляд пробирает до костей, если бы Стелла вдруг не пожала плечами и не бросила:
— Ну ладно.
Она быстро подскочила на ноги и, не отряхиваясь, пошла по каменной дорожке вперёд. На её футболке сзади отпечатались грязные пятна, в волосах запуталась трава и даже несколько крохотных веточек. Гилберт подавил иррациональное желание убрать их и, лишь поднятой ладонью приказав Зену оставить их, последовал за Стеллой.
Всего через два метра она остановилась и резко обернулась к нему.
— Что-то не так? — надеясь звучать миролюбиво, уточнил Гилберт.
— Когда люди гуляют, они идут рядом, — проворчала Стелла. — Даже великаны. Форти мне рассказывал.
У Гилберта едва не выбило землю из-под ног. Что за фамильярность, что за дикость?.. Лишь Розалии называла так Фортинбраса, и Третий, который сейчас жил под одной крышей с Гилбертом, уже давно не был тем самым Фортинбрасом, который допустил бы подобную вольность.
Но вместо того, чтобы указать Стелле на её ошибку, — в конце концов, он вознамерился завоевать её доверие, — Гилберт сказал:
— Разумеется.
Более абсурдной ситуации и не придумаешь. Чтобы не мучится, Гилберту следовало сразу попросить Стеллу стать волчицей и засунуть руку ей в пасть.
Впрочем, это и интересовало Гилберта едва не в первую очередь: как Стелла научилась менять обличье? Гилберт ни разу не слышал о подобной магии, как и Шерая, более просвещённая в этом вопросе. Во всех мирах лишь боги могли представать в облике, который выберут и сочтут подходящим, да перевёртыши умели красть чужие. Неужели хаоса в Стелле так много, что и она способна на это? Будь она настоящим перевёртышем, барьеры и клятвы убили бы её. Столь сложная магия всегда распознавала признаки враждебности по отношению к Гилберту и любому его гостю, так что Стелла уж точно не могла стать исключением. Будь с ней что-то не так, магия особняка давно бы сообщила об этом.
Странно, что этого не произошло, потому что со Стеллой определённо было что-то не так.
Её поведение не вписывалось в представления Гилберта. В один момент она могла быть серьёзной и грозной, выглядеть так, будто способна без труда перегрызть глотку любому, кто косо посмотрит на неё или её спутников. В следующую секунду она могла улыбаться, показывая клыки, и предлагать Эйкену совершенно детские развлечения: догонялки, прятки, охоту на птиц или «исследование неизвестной территории» — так она называла изучение особняка. При этом и Зен, и рыцари, и драу, по доброй воле живущие в особняке и любезно докладывавшие Гилберту о различных странностях, подтверждали, что Стелла и Эйкен и впрямь изучают особняк как нечто крайне интересное и незнакомое, но не представляющее для них опасности.
Гилберт хотел сказать им, что это не так. Особняк — его территория, пусть и не такая большая даже с учётом пространственной магии. Его слово — закон. Магия особняка связана с ним и Шераей, и Гилберт узнает, если кто-то попытается вмешаться в эту магию, изучить её или сломать. Он узнаёт обо всём, что происходит в этих стенах и на обширной территории, прилегающей к дому, он это контролирует, потому что он — король. Стелле не следует забывать об этом ни сейчас, ни после. Гилберта не радовала мысль, что, возможно, Стелла и остальные будут жить у него неопределённый срок, но если уж всё сложилось именно так, они должны понимать, в сколь шатком положении они оказались и как всё может измениться по одному его слову.
Стелла, однако, будто не понимала этого.
— Ты нервничаешь, — выпалила она, покосившись на него. И практически сразу же, не успел Гилберт даже осмыслить сказанное ею, Стелла испуганно пискнула и исправилась: — Ой, то есть… Вы. Вы нервничаете.
— Ты ведь не признаёшь во мне короля, — заметил Гилберт, решив сделать вид, будто этой заминки и не было.
— Король — это тот, кто был коронован, — с умным видом ответила Стелла. — У кого есть корона и королевство. У вас этого нет.
Гилберт громко фыркнул.
— Третий сальватор не желает возвращать мне корону. И где он её только прячет? — как бы между прочим спросил Гилберт, невинно уставившись на Стеллу.
Но она, к его разочарованию, только широко улыбнулась, обнажив клыки, и с гордостью сказала:
— Он имеет право обладать ей.
— Он был изгнан, — жёстче напомнил Гилберт. Играть в радушного хозяина становилось сложнее, когда собеседником был кто-то вроде Стеллы: ослеплённый образом Третьего, его магией и силой, которой он явно пользовался не во благо, раз до сих пор скрывал корону великанов и не передавал её Гилберт.
— Но принят Киллианом. К тому же, — Стелла вдруг помрачнела, свела брови к переносице и, как показалось Гилберту, даже шмыгнула носом, — он был коронован. Это правда. Он имеет право обладать короной великанов.
Гилберт остановился. Ветер, вдруг ставший ледяным, ударил ему в спину, бросил волосы вперёд, на лицо.
— Что?
— Что слышали, — уже без всякой беспечности ответила Стелла, идя вперёд.
— Когда люди гуляют, они идут рядом.
Стелла повернулась к нему со злым взглядом. Гилберт ответил ей точно таким же. Выстраивая примерный план этого разговора, он не предполагал, что уподобится Стелле в её простых эмоциональных выражениях и скачках настроения, и потому был разочарован в себе.
Это неправильно. Он не должен вести себя столь низко. Он — не Стелла.
— Когда люди гуляют, — наконец сказала она, всё ещё прожигая его злым взглядом, — они не допрашивают друг друга.
— Разве я допрашиваю? Я лишь хочу узнать, как так вышло, что Третий сальватор отыскал корону великанов. Знаешь, никто кроме королевы Ариадны до сих пор толком не знает, откуда вы взялись. Тебе не кажется, что было бы справедливым рассказать хотя бы об этом?
— С чего бы?
— С того, что отношения между людьми строятся на честности. Я рискую своей жизнью, защищая вас от всей коалиции. Даже если сигридцы понимают, что рисковать Временем нельзя, это не значит, что с вами ничего не случится.
— Мы принесли клятву, — процедила сквозь зубы Стелла, едва не подлетев к нему так быстро и близко, что её нос практически столкнулся с его носом. — Ты принёс клятву! Сказал, что защитишь нас!