Марселин ждала, чувствуя, как медленно умирает внутри. В библиотеке было пусто, что неудивительно: Шерая позаботилась, чтобы им никто не мешал. Лишь Энцелад стоял за спиной Клаудии, у книжного шкафа, и постоянно наблюдал за ней, будто думал, что она может сделать что-то странное или опасное. Шерая то и дело обновляла сигилы, нарисованные на столе, полу и в воздухе. Краем глаза Марселин постоянно видела её тёмно-синий брючный костюм, и со временем он превратился в размытое пятно. Марселин потребовались долгие минуты в напряжённой тишине, чтобы понять — это из-за слёз.
Она волновалась так сильно, что не заметила, как начала плакать. Зато это заметил Стефан — он нашёл её руку под столом и переплёл с ней пальцы. Даже сейчас, когда Марселин всё ещё злилась на него, он был рядом и знал, как её успокоить.
Он всегда был рядом и всегда знал, как её успокоить.
Марселин с трудом верила, что даже спустя двести лет Стефан до сих пор любит её — после всего кошмара, который они пережили, после её попыток вычеркнуть его из своей жизни и даже всеми возможными способами отравить жизнь ему. Стефан был слишком идеален для неё, и Марселин это знала.
Ей следует сказать об этом сразу же, как они закончат с Еленой. Марселин сомневалась, что Стефан отступится и просто забудет о ней — она двести лет говорила ему, что чудовище он, а не она, и он не сдался. Вряд ли сдастся и сейчас.
Будто прочитав её мысли, Стефан провёл на её ладони короткую линию, словно успокаивая. Марселин едва не всхлипнула ещё громче.
— Никогда не думал, что ты дойдёшь до этого, — вопреки его действиям, голос у него был ледяным, злым. — Как так вышло, Елена?
Марселин вздрогнула. Шерая, только что укрепившая сигил за спиной Клаудии, остановилась, посмотрела на них. Несколько секунд была лишь тишина да душащий Марселин страх, но после Клаудия качнула головой, и её тёмные глаза стали зелёными. Марселин никогда не видела, чтобы магия отражалась в глазах того, кто не был одарён Геирисандрой.
— Ты многого не знаешь, — со смехом произнесла Клаудия. Марселин удивлённо вскинула брови, Стефан, однако, остался невозмутимым. Клаудия выждала ещё секунду и добавила: — Здравствуй, Стефан.
— Отпусти девушку, — скрипнул зубами Стефан.
— Вы желали поговорить со мной, но я не желаю быть лишь мёртвым голосом. Неужели ты думал, что моя магия настолько слаба? Что я совсем ничего не знаю о хаосе? Не смеши меня. Магия и хаос, которые вы призвали, лишь приняли нужную форму — и вот, пожалуйста, я здесь.
— Ты мертва.
— Да, помню. Досадно, — чёрные губы Клаудии скривились. — Зато моя магия жила в тебе и твоём проклятии, и всё ради того дня, когда ты наконец найдёшь способ связаться со мной. Разве это не гениально?
— Я умер, Елена, — произнёс Стефан. Марселин ощутила его злость в голосе, взгляде и напряжённой позе, в том, как он сильнее сжал её руку, которая всё ещё лежала под столом на её колене. — Твоё проклятие — безумство.
— Вовсе нет. Ты бы мог притянуть магию и хаос, из которых я состояла, и не разрушая проклятия. Я считаю, что это гениально!
— Это эгоистично. Ты использовала меня, и ты это знаешь. Ты бросила сальваторов и свою семью. Ты бросила Марселин.
Она встрепенулась, услышав своё имя, и посмотрела на Клаудию. Марселин, право, запуталась: неужели ритуал прошёл не так, как они планировали?.. Если верить Стефану, настороженности Шераи и сиянию в зелёных глазах Клаудии, которые ещё недавно были чёрными, это не так — ритуал сработал, и Елена действительно ответила им. Но неужели она настолько сильна, что ещё при жизни смогла создать манипуляцию, которая позволила бы ей взять под контроль тело того, кто стянет связующим звеном в ритуале разговора с умершим?..
Это немыслимо. Подобная манипуляция сложная и опасная. Шерая говорила, что это практически невозможно, но Елена доказала обратное.
— Не говори того, чего не понимаешь, Стефан, — сказала Елена, и Клаудия, облокотившись о край стола, расположила подбородок на переплетённых пальцах. — И не нужна делать вид, будто я плохая мать. Я знала, что делала, так что не нужно осуждать меня.
Из Марселин вырвался истеричный смешок.
— Я не понимаю, — пробормотала она, выдавливая нервную улыбку. — Как это… Как это возможно? Ты действительно…
— Да, милая, — ответила Елена, улыбнувшись чёрными губами Клаудии. — А ты, я смотрю, совсем не изменилась.
Марселин рассмеялась ещё громче. О, она изменилась — она столько раз ломалась на кусочки и собирала себя заново, что уже давно сбилась со счёта. Она изменилась, но не благодаря своей матери, которая и впрямь была магом, причём крайне выдающимся и сильным.
— Скажи мне правду, — кое-как выдавила Марселин, чувствуя, как её сердце вновь разбивается. — Кто ты такая?
— Елена, — легко ответила она. — Твоя мать, мать Карлоса и Рафаэля, жена Виктора из семьи Гарсиа… Нет, просто Виктора Гарсиа. Во Втором мире ведь так говорят.
Марселин вновь рассмеялась. Энцелад, идеально изображавший полное отсутствие интереса, кинул на неё настороженный взгляд. Боги, вот ведь дура — даже Энцелад понял, что она не в порядке и ей больно.
— Ты маг, — произнесла Марселин, надеясь, что Елена опровергнет это.
«Пожалуйста, — молилась она мысленно, — скажи, что это не так. Скажи мне, что они лгут…»
— Да, — легко отозвалась Елена. — Я маг. Раз уж события приняли такой скверный оборот, не вижу смысла и дальше скрывать это.
Даже Шерая казалось удивлённой — а ведь она довольно быстро приняла правду, озвученную Стефаном. Шерая знала об их давнем конфликте едва не больше всех, но даже она не предполагала, что Елена была магом, ровно до тех пор, пока об этом не сказал Стефан.
— К тебе обращалась Йоннет, когда её прокляли, — Стефан скорее констатировал, чем спросил.
— Да. Мы с ней давно знали друг друга, и я, пожалуй, была единственной на тот момент, кому она могла доверить эту тайну.
Марселин нахмурилась. О каком проклятии Йоннет шла речь?..
— То есть теперь ты решила говорить правду, — фыркнув, сказал Стефан.
— Как ты и сказал, я мертва, Стефан. Магия и хаос лишь приняли ту форму, которая вам нужна, а твоё проклятие и моя магия, которая была вплетена в тебя, позволили мне говорить. Не вижу смысла уносить все тайны в могилу. К тому же, я знаю, что Йоннет мертва и теперь её место занимает глупая девчонка, которая ничего не умеет.
Марселин вскинула голову, ощутив острое желание защитить Пайпер. Впрочем, злиться дольше трёх секунд у неё не вышло — несмотря на сияние зелёных глаз и слова, перед ними была Клаудия. Достаточно дерзкая, чтобы игнорировать приказы Гилберта, и серьёзная, чтобы показывать, что не намерена с ними любезничать, но всё же Клаудия. Пайпер дорожила ей, а Марселин дорожила Пайпер. Пусть они и знали друг друга не так уж и много, было приятно думать, что они стали подругами.
— Тогда расскажи нам о проклятии Йоннет и том, как вы хотели его разрушить.
Елена думала слишком долго — Марселин успела не меньше десятка раз умереть внутри. Её рука всё ещё была в руке Стефана, и это немного успокаивало, напоминало, что он рядом. Марселин бы всё отдала, чтобы оказаться в его объятиях и на какое-то время забыть о мире, катящемся в хаос. Ей понравилось засыпать и просыпаться рядом с ним, и она бы хотела, чтобы это продолжалось и дальше.
Жаль, что она такое чудовище.
— Йоннет прокляли, и она больше не могла вмещать в себя Силу. Уж не знаю, как тёмные создания сумели создать настолько разрушительное проклятие… Может, не обошлось без Хайбаруса. Йоннет говорила, что это возможно.
— Хайбарус? — тихо уточнила Шерая.
— Строго говоря, их король. Владыка всех демонов, первозданный хаос. О нём известно даже меньше, чем об его ближайших приспешниках вроде Ситри и Маракса… Но даже при жизни я ничего не знала о Хайбарусе. Не представляю, где только Йоннет о нём услышала. Впрочем, никто уже не узнает.