Вряд ли случившееся, конечно, можно назвать ссорой. Они каждый день ходили по острию ножа, испытывали друг друга, завуалированно или напрямую бросали вызовы. В одном Диего был прав: это был лишь вопрос времени. Рано или поздно, но один бы из них сорвался окончательно, и последствия были бы ужасными.
Они и впрямь были ужасными. Не сдержавшись, Фортинбрас разбил зеркало в своей комнате. Он, разумеется, быстро восстановил его с помощью магии, но израненными руками занялся далеко не сразу. Лишь после того, как Диего сказал, что это необходимо, Фортинбрас излечил порезы.
Потому что всё, что они делали, было необходимостью. Поиски, лишения, страдания, сокрытие правды. Каждое их действие — это жертва, которую они обязаны принести на благо миров. Даже если их не поймут, посчитают безумными. Даже если им будут желать смерти. Всё, что они делали, они делали, потому что так было нужно.
Вся его раксова жизнь была такой.
И от того, что Пайпер смотрела на его руки, Фортинбрасу было ещё хуже. Он же излечил порезы, вытер кровь, — кажется, о рубашку, но вполне может быть, что это была какая-нибудь другая ткань, — и восстановил зеркало.
— На полу кровь, — сказала Пайпер, указав на крохотные синие пятна.
Фортинбрас выдавил тихий смешок. Ну конечно, кровь на полу. Такие маленькие следы, почти незаметные. Фортинбрас больше чувствовал присутствие Диего в коридоре, его запах, его магию, чем кровь под своими ногами.
Фортинбрас вытянул ногу и стёр кровь пяткой ботинка. Пайпер поджала губы, критически оглядев пятно, которое стало только больше.
— Я, вообще-то, надеялась, что ты скажешь, что это краска. Ну, знаешь, вдруг ты решил заняться с живописью. Ни с того ни с сего.
— Я учился живописи, — озадаченно ответил Фортинбрас. — Портреты получались плохо, но мой учитель всегда хвалил пейзажи.
— Господи, да ты идеален! Есть хоть что-то, что ты не умеешь? Например, кататься на велосипеде?
— На чём?..
Пайпер улыбнулась, — натянуто, неловко, будто думала, что её слова были крайне глупыми, но отступить уже не могла, — однако Фортинбрас не улыбнулся в ответ. Подождав ещё немного, Пайпер сделала нерешительный шаг вперёд и остановилась, смотря на него. Фортинбрас выпрямился во весь рост, чувствуя, как тело ещё ломит от боли. С каждым разом будто становилось всё хуже — может, однажды дойдёт до того, что проклятие окончательно сломает его, и никто не сумеет вовремя начертить сигилы, способные спасти.
Может, так будет даже лучше.
Оказалось, что он устал притворяться, будто ему не больно. Устал делать вид, что всегда на шаг впереди, имеет в запасе сразу несколько планов и точно знает, что делать. Устал говорить и доказывать, что не помогал тёмным созданиям во время Вторжения. Устал слышать, что недостоин любви. Устал думать, что с ним что-то не так, что внутри него что-то сломано и все, кроме него, знают, что именно.
Пайпер сделала ещё один шаг вперёд. Фортинбрас — шаг назад. Он уткнулся в край кровати и, когда Пайпер подошла ближе, медленно сел. Удерживать равновесие было очень трудно.
Пайпер злилась. Магия внутри неё клокотала и рвалась наружу, но она так идеально удерживала её, как никогда не удерживала на уроках Фортинбраса или Джинна. Прогресс был колоссальным, и каждый день Пайпер лишь доказывала это, однако у Фортинбраса не было сил на похвалу, которую он всегда озвучивал, желая поддерживать правильный настрой.
Пайпер злилась и, возможно, даже на него, а он думал о том, что было бы неплохо, если бы она просто позволила ему обнять себя. Её кожа была тёплой, как солнце, и мягкой, как бархат. Любое, даже самое незначительное или случайное прикосновение приводило в равновесие магию, ревущую внутри него, и дарило спокойствие.
Да, так это и ощущалось. Спокойствие, которого ему так не хватало.
Элементали, как он может думать о том, чего не заслужил?..
— Я попробую поговорить с Гилбертом, — пробормотала Пайпер. — Я что-нибудь…
— Нет, — перебил Фортинбрас, заметив, как на долю секунды Пайпер растерялась. — Не надо.
— Но…
— Нет. Просто… нет. И я не хочу об этом говорить. Пожалуйста.
Пайпер поджала губы, озадаченно уставившись на него. Магия беспокойно зашевелилась, контроль на мгновение сорвался. Фортинбрас успел решить, что Пайпер уйдёт, — это было бы логично, разве нет?.. — но она вздохнула и обняла его.
— Хорошо, — услышал он спустя несколько секунд. — Я просто выбью ему зубы и…
— Пайпер, нет.
— Ладно, ладно, я пошутила… Или нет.
— Пайпер.
— Всё, я молчу.
Если бы она только молчала — Фортинбрас почувствовал, как её ладонь легла ему на затылок, как пальцы начали медленно двигаться по волосам. Это было слишком приятным и тёплым чувством, чтобы он мог так просто отказаться от него. Слишком приятным и тёплым. Но ему пришлось, потому что чем скорее Пайпер поймёт, что Гилберт прав, тем лучше.
— Это правда, — сказал Фортинбрас, поднимая голову. Лицо Пайпер вдруг оказалось так близко, что он почувствовал её дыхание на своей коже и увидел, как блестят её глаза. — То, что сказал Катон. Я истребил род Лайне.
Рука Пайпер на его волосах замерла.
— Они были прокляты, — тихо добавил Фортинбрас, — и умирали. Они бы переродились в демонов, и я решил, что должен убить их.
— Выходит, ты спас их, — не слишком уверенно заключила Пайпер.
— Убийство есть убийство. Я не позволил им стать тёмными созданиями, но я всё равно убил их. Я… Я убил своих родителей и уничтожил их тела, чтобы демоны не смогли использовать их. Я убил брата и сестру, которые уже перерождались, и я убил Марию… Я убил их всех, и я…
С его дыханием творилось что-то странное: воздуха вдруг стало не хватать, и лёгкие болели так сильно, будто кто-то рвал их на части. Глаза нещадно жгло, магия билась, как птица в клетке. Фортинбрас не помнил, когда в последний раз ему было так больно — даже в минуты, когда просыпалось проклятие, он ощущал нечто совершенно иное.
— Я думал, — кое-как выдавил Фортинбрас, почувствовав, как ладонь Пайпер что-то стёрла с его лица, — что это спасёт их, но я… Я убил их… В том самом зале, с тронами, который я тебе показывал. Это единственное место, которое я не смог восстановить магией. Я не знаю, почему, может, хаоса оказалось слишком много. И каждый раз, когда я там, я слышу, как они кричат, чувствую их кровь на своих руках… Они говорили, что я laerhtaz, но Гилберт был прав, сказав, что я sawaztar. Я поклялся служить Ребнезару и своей семье, любить и оберегать её, но я…
Фортинбрас проглотил слова, готовые сорваться с языка, вместе со слезами и крепко обнял Пайпер. Он позволял себе слишком многое и ждал, когда Пайпер скажет ему об этом, однако она молчала. Её пальцы вновь начали мягко гладить его волосы, и чувство безопасности и спокойствия медленно возвращалось, окутывая его теплом.
— Я думаю, — наконец сказала Пайпер, — это было милосерднее, чем если бы они стали демонами. И думаю, что они бы не осуждали тебя.
Она не могла знать этого наверняка, но её слова звучали так уверенно, даже правильно, что Фортинбрас хотел поверить им. Он много раз думал о том, что поступил правильно, и слышал от Джинна, что то было милосердием, но с трудом мог смириться с этим. Убийство есть убийство, и Фортинбрас был виноват.
— Если бы Гилберт знал правду…
— Нет, — жёстко произнёс Фортинбрас, лишь спустя несколько секунд поняв, насколько злым был его голос. — Для него это будет равносильно признанию, что я во всём виноват, и об этом узнает вся коалиция. Я не хочу терять те крохи доверия, которые сумел заслужить.
— Тебе не нужно постоянно заслужить доверие или их любовь. Ты заслуживаешь их просто потому, что ты — это ты. Ты не Предатель миров, и если надо, я сломаю хребет каждому, кто так думает.