— Боги, — повторил Энцелад, отходя в сторону. — Вас вообще нельзя оставлять без присмотра.
— Ну? — Артур поднял на него глаза и повторил: — Ей можно браться за дело?
— Если она, как ты говоришь, сама набросилась на тебя, то да, можно. Но если из-за этого её выздоровление отложилось, ты будешь всю ночь стоять на дежурстве на коронации Джулиана.
— Не-ет, — неверяще протянул Артур, в ужасе уставившись на него. — Ты не настолько жесток.
— О, ещё как, — встряла стоящая на пороге комнаты Диона. — Доброе утро, Энци. Где мой чай?
Энцелад закатил глаза. Вчера он сказал, что разбудит её утром, чтобы она точно не проспала, — это вполне могло случиться из-за отваров, которые приготовила Марселин, — но застал в комнате только спящего Артура и до сих пор понятия не имел, где носило его сестру.
Выглядела она превосходно: в совсем новых, идеально сидящих, точно вторая кожа, чёрных кожаных доспехах, ещё слабо поблескивающих из-за чар — прошлые доспехи были безнадёжно уничтожены хаосом демона, который продырявил ей руку и сумел разбить защитные чары. На лице — ни следа усталости или рассеянности, серые глаза сверкали так, будто Диона была готова прямо сейчас ринуться в бой. Она даже волосы собрала в тугой хвост, как делала всегда, когда бралась за работу.
— Где ты была? — спросил Энцелад, напрочь проигнорировав замечание о чае. Диона почему-то была уверена, что каждый раз, когда он будил её, он был обязан приносить её любимый чай с жасмином.
— У Марселин, где ещё мне быть?
— Мы нужны Гилберту.
— Если бы мы были нужны ему, мы бы уже были рядом.
Она была абсолютно права, ведь принесённая ими клятва позволяла понять, когда король всерьёз нуждался в них, но Энцелад не привык отклонятся от привычной инструкции. Даже если они остаются в особняке, даже если Гилберт просто сказал прийти сразу же, как Диона проснётся, это не означало, что они могли растянуть всё на несколько часов. И без того прошло больше десяти минут, которые сильно нервировали Энцелада.
Диона широко улыбнулась ему и поманила за собой. Очевидно, её совсем не волновало, что Артур всё ещё был в её постели.
— Когда-нибудь вы сведёте меня в могилу… — пробормотал Энцелад, идя вслед за сестрой.
— И я тебя очень люблю. Но, может, сходишь с кем-нибудь на свидание? — невинно хлопая глазами, предложила Диона. — Ты такой угрюмый, надо больше…
— Что мне сделать, чтобы ты, наконец, успокоилась?
— Не быть таким вредным и злым.
— Я не вредный и не злой. Я просто выполняю свою работу.
— Вот она и сведёт тебя в могилу.
Энцелад устало вздохнул. Диона была невыносима лишь в двух случаях — когда ей не позволяли участвовать в каком-нибудь крупном деле и в первые часы после того, как целители официально разрешали ей не соблюдать постельный режим. И всегда доставалось либо Энцеладу, которого она терроризировала бесконечными вопросами, либо Артуру, который абсолютно точно не отвечал на те же самые вопросы.
Иногда Энцелад не понимал, как эта неугомонная, бесцеремонная и дерзкая девушка может быть его сестрой.
— Так мы же к Гилберту, — озадаченно произнесла Диона, когда коридор, который должен был вести в его кабинет, перестроился и вывел их к кухне.
— Верно, — подтвердил Энцелад, открывая двустворчатые двери. — Мы к Гилберту.
Диона прошла за ним и удивлённо уставилась на их короля, старательно поправляющего чашки и маленькие тарелочки на подносе. Ни Одовака, ни Луки, ни кого-либо другого из слуг на кухне не было.
— Итак, — даже не поднимая глаз, сказал Гилберт, — нам очень нужно произвести на неё впечатление.
— На неё? — повторила Диона, облокотившись о стол. — А-а, на неё.
Одним из самых частых вопросов, который Диона задавала Энцеладу, касался принцессы Сонал из рода Арраны, которую Гилберт взял под свою защиту и опеку. К ней никого, кроме Шераи и Марселин, не пускали — из-за шокового состояния и вероятности того, что она может представлять угрозу для остальных. Но Шерая вот-вот должна была отправиться к Кемене, а Марселин, должно быть, как и всегда будет безвылазно сидеть в комнате Стефана и искать ответы, которых нет. Гилберт так и не сказал, для чего пригласил рыцарей, и не уточнял, почему они встретятся с принцессой без магов, да и почему они вообще встретятся в принцессой. Разве ей есть какое-то дело до простых рыцарей?
Однако Гилберт, судя по его взволнованному лицу, идеально сидящих рубашке, пиджаке и брюках, а также кое-как приглаженных кудрей, был настроен максимально серьёзно. Причём настолько, что решил сам принести принцессе завтрак и наверняка стоял над душой у Одовака, без остановки напоминая, что для Сонал нужно очень и очень постараться.
— И зачем? — спросила Диона, легонько стуча пальцами по столу.
— Если она будет на стороне коалиции, лэндтирсцы, вероятнее всего, наконец примкнут к нам.
Диона нахмурилась.
— У нас вообще есть шансы? Они столько лет отказывались сотрудничать.
— Мы спасли их принцессу. Принцессу, — многозначительно повторил Гилберт, наконец посмотрев на Диону. — Лэндтирсцы могут отказываться работать с нами, но за своей принцессой они пойдут.
Энцелад прислонился спиной к стене и поджал губы. В чём-то Гилберт был прав: лэндтирсцы — гордый народ, и за чужим для них лидером они не пойдут. Будучи довольно маленькой страной, соседствующей с Ребнезаром, во время Вторжения Лэндтирс пал практически сразу же. Спастись сумели немногие, но на Земле было достаточно лэндтирсцев, давным-давно совершивших Переход. На сегодняшний день их, если Энцелад ничего не путал, уже было почти десять тысяч людей, а также множество талантливых магов и рыцарей, отказывавшихся присягать на верность коалиции. В сравнении с легионами демонов десять тысяч — ничтожное число, но коалиция нуждалась в поддержке куда сильнее, чем позволяла себе показать. Может быть, если бы они смогли привлечь на свою сторону Сонал и её народ, те сигридцы, что не желали сотрудничать из-за того, что их лидеры просто не сумели спастись во время Вторжения, пересмотрят своё решение.
Но была права и Диона: почти двести лет лэндтирсцы, живущие на Земле, не желали сотрудничать с коалицией именно из-за того, что во Вторжении их стране не пришли на помощь. Из-за разорванного брачного договора между Лэндтирсом и Ребнезаром первая страна лишилась обещанной военной поддержки, а новый договор ещё не был заключён — согласно законам Ребнезара, принятыми самим Лайне, прежде чем подписать брачный договор или быть помолвленным, любой великан должен достичь четырнадцатилетия. У людей подобные браки заключались ещё с раннего детства, когда дети даже не понимали, на что обрекали их родители, тогда как четырнадцатилетние великаны всё ещё считались достаточно юными для этого. На момент расторжения брачного договора между первой принцессой Лэндтирса и вторым принцем Ребнезара Гилберту, следующему в очереди, было всего одиннадцать. Как бы род Арраны ни пытался склонить Ребнезар к союзу, Лайне не могли пойти против многовековых устоев и подписать договор до четырнадцатилетия Гилберта, хотя всячески старались поддерживать соседнюю страну.
Неудивительно, что лэндтирсцы были озлоблены — Ребнезар пал первым, а следом за ним демоны хлынули в Лэндтирс и разорвали его на части. Гилберт же в основном был для них живым воплощением нерешительности Лайне и одним своим существованием напоминал о том, что мог стать королём для них, если бы Лайне не отказались от условий первого брачного договора ввиду становления второго принца сальватором.
Лэндтирсцы были не только гордыми, но и глупыми. Однако среди них было много талантливых и сильных магов и рыцарей, а сейчас коалиция как никогда прежде нуждалась в поддержке.
— Для этого принцесса должна верить, что мы на её стороне, — произнесла Диона, и Энцелад вновь обратился во слух. — Слышала, что она… ну, довольно капризная.
— Ты даже не представляешь, насколько. Но хотя бы за спасение своей жизни она будет обязана выслушать меня.
— Надави на неё своим авторитетом, — легко предложила Диона. — Она-то лишь принцесса, а ты король.