Что было ошибочным утверждением, ведь официально Гилберт не был коронован, но коалиции было выгодно держать его в статусе мнимого короля, чем принца. В конце концов, он сумел ужиться в этом мире, нашёл способ продать многочисленные сигридские предметы, трактаты и даже чары, которые позволили ему создать защищённое место для тех, кому нужна помощь — и всё это до того, как коалиция признала его заслуги. Он мог не иметь настоящей короны, но он был королём. Если Сонал не хочет оказаться под присмотром кого-нибудь вроде принца Джулиана, ей придётся считаться с мнением Гилберта и признать факт того, что он спас её жизнь.
— Вот поэтому мне и нужны вы, — с улыбкой, больше напоминающей ядовитую, сказал Гилберт. — В Лэндтирсе ходили легенды о кэргорских рыцарях. Я хочу, чтобы она знала, что вы принесли клятву мне.
Если только Сонал не посчитает это преступлением, это вполне сработает. Лэндтирсцы славились своей верностью клятвам, очень часто даже слуги после смерти своих господ не уходили к другим вплоть до момента, пока не получали на это разрешение от родственников покойного. Если клятва была произнесена, лэндтирсцы были обязаны следовать ей до последнего вздоха.
Кэргорцы тоже чтили клятвы, но на ином уровне. Их рыцарство отличалось от того, что процветало на Земле, и не существовало закона, запрещающего одному рыцарю перейти на службу к другому господину. У Энцелада с Дионой всё было довольно просто и печально: королевский род, которому поколениями служила семья Эрнандес, оборвался во время Вторжения. Сами Энцелад и Диона потеряли друг друга при Переходе и почти пять лет потратили на поиски в этом незнакомом, диком и опасном мире, который всеми силами пытался уничтожить их, и когда нашли, приняли решение присоединиться к только зарождавшейся коалиции.
Они могли предложить свою службу любому, кто был достаточно умён, чтобы оценить их по достоинству, но Энцелад до сих пор в полной мере не понимал, почему они принесли клятву Гилберту. Тогда он ещё был слишком юн, чтобы осознавать, какую ответственность возлагает подобная клятва на обе стороны, а Энцелад — растерян, чтобы подумать дважды. Хотя Диона практически сразу сказала, что Гилберт был совсем один и нуждался в поддержке, и раз уж они могут её оказать, то почему бы им не сделать этого? Они были воспитаны сражаться, следовать долгу и помогать тем, кто действительно в этом нуждался. Диона твёрдо решила принести клятву Гилберту, а Энцелад был готов на что угодно, лишь бы не расставаться с сестрой вновь.
Однако тогда он ей этого не сказал, лишь согласился с её словами и дал ей поверить, что думает так же. На самом деле Энцелад был слишком растерян и даже напуган этим миром, чтобы пытаться хоть в чём-то разобраться.
К частью, за почти двести лет он ни разу не пожалел о сделанном выборе, однако принцесса Сонал могла довольно остро отреагировать на такой расклад событий. Энцелад слышал, что лэндтирсцы в подобных случаях говорили о том, что рыцари нарушили свою клятву, навсегда связавшую её с кем-то другим, и в наказание должны умереть.
Энцеладу никогда не нравились лэндтирсцы и он бесконечно восхвалял самого себя за то, что не пошёл на поводу у матери и не согласился взять в жёны девушку из благородной лэндтирской семьи.
— В общем, — со вздохом произнесла Диона, — расклад не самый удачный. Чудесно. Это именно то, чего нам не хватало. А она так и будет здесь жить?
— Куда ты предлагаешь её переселить? — удивился Гилберт.
— Куда угодно.
— Вот уж нет. Если принцесса того пожелает, я найду ей безопасное место, где она будет чувствовать себя комфортно, но если её устраивает мой особняк, она останется.
Диона процедила ругательство сквозь зубы.
— Она же нас даже за людей не считает!
Что тоже было ошибочным утверждением, ведь к верным рыцарям в Лэндтирсе относились очень даже хорошо. Впрочем, в словах Дионы была доля здравого смысла: если Сонал посчитает их клятвопреступниками, они перестанут быть для неё людьми. Энцелад никогда не встречался с представителями рода Арраны, но слышал достаточно, чтобы понимать, что принцесса вполне может отреагировать именно так.
— Во-первых, я не думал, что тебя это так заденет. Во-вторых, я объясню ей, что любая попытка оскорбить моих людей будет воспринята мной как личное оскорбление. Сонал капризная и своевольная, но даже она должна понимать, что оскорблять меня сейчас не очень хорошая идея.
— А лучше бы мы допрашивали Кемену, — как бы невзначай пробормотала Диона. — Там хоть посмеяться можно…
На это Гилберт ничего не сказал: проверил, что на подносе всё расположено именно так, как ему нужно, взял его и кивком головы указал на дверь.
— Идём, мы и так задержались.
Энцелад молча пропустил его вперёд и, одарив Диону предупреждающим взглядом, направился за Гилбертом. Сестра пыталась объяснить ему, что уж лучше она самостоятельно продырявит себе руку демоническим рогом, чем будет знакомиться с капризной принцессой, чудом спасённой из лап чудовищ, но Энцелад даже не стал притворяться, что внимательно слушает. Диона могла возмущаться хоть целую вечность, однако в результате всё равно будет делать то, что ей прикажут, в этом Энцелад ничуть не сомневался. Он слишком хорошо знал её, чтобы думать, будто она действительно волнуется из-за мнения какой-то там принцессы.
Принцессы, которая встретила их так тепло, что едва не попала подушкой в голову Гилберта — Энцелад едва успел перехватить её. Диона удивлённо уставилась на принцессу, но ехидно улыбнулась, когда на лице той мелькнуло узнавание, а следом за ним — неподдельный страх.
Выглядела принцесса гораздо лучше, чем Энцелад представлял: светлые волосы, которыми отличался род Арраны, уже сияли золотом, светло-голубые глаза ясные, чистые, и даже гематомы и следы, оставшиеся от многочисленных ранений, каким-то образом не портили её внешнего вида. Странным казалась только классическая белая пижама, наверняка найденная Шераей, и то, с какой нерешительностью Сонал приподняла следующую подушку, будто обдумывала, не бросить ли её в Гилберта.
Они молча смотрели друг на друга всего несколько секунд, когда дальняя дверь открылась и из ванной комнаты вышла Шерая. Не обратив внимания на короткий визг принцессы, она холодно произнесла:
— Как я и говорила, Ваше Высочество. Может быть, опустите подушку?
Сонал с сомнением посмотрела на подушку в своих руках и медленно опустила её на кровать, после чего неожиданно резко спросила:
— Кто с вами?
— Мои рыцари, — с готовностью и улыбкой, тщательно прячущей волнение, ответил Гилберт. — Не беспокойтесь, они не причинят вам вреда. Вы голодны? Мой повар отлично готовит, уверен, вам понравится.
Диона покосилась на Энцелада и едва заметно кивнула в сторону Гилберта. Иногда он менялся до неузнаваемости: мог быть максимально вежливым, чутким и внимательным, причём так, что никто даже не мог распознать, насколько сильно он волновался и боялся на самом деле. Энцелад слишком часто видел столь резкие изменения, чтобы обращать на них внимание и тем самым давать другим людям подсказки. К тому же, он не был уверен, что Гилберт сможет справиться со всем разом — он, кажется, едва удерживал этот идиотской поднос в горизонтальном положении.
— Ваша служанка отказывалась говорить мне, где я, — всё тем же резким тоном продолжила Сонал, расправив плечи.
— Во-первых, Шерая не служанка, Ваше Величество. Во-вторых, это я попросил её молчать, так как хотел сам вам обо всём рассказать. Вы позволите?
Сонал прищурилась, оглядывая его, и только спустя несколько секунд кивнула. Гилберт поставил поднос на круглый стол, стоящий у балкона, и аккуратно выдвинул стул.
— Пожалуйста, присядьте, Ваше Величество. То, что я вам скажу, может сильно шокировать вас.
— Не указывайте мне, что делать. Я в состоянии сама принять решение.
Энцелад заметил, как Шерая возвела глаза к потолку и качнула головой.
— Я пойду, — произнесла она, обращаясь к Гилберту, но принцесса повернулась к ней с таким лицом, будто отчитывались перед ней. — Марселин принесёт нужные отвары через час.