Рейна, сакрификиум Движения, которым владел Николас, была уверена в этом. Сам сальватор ничуть не сомневался в своей сакри, но Эйс был слишком напуган, чтобы принимать их слова за чистую правду. Он прекрасно помнил, что Пайпер рассказала ему о своём первом визите к господину Илиру, помнил о некой магии, показавшей ей прошлых сальваторов (Эйс, честно говоря, в магии совсем ничего не понимал, и потому даже самые простые объяснения для него были сложны), и о Предателе, который не выглядел как-то особенно. Эйс помнил, что Пайпер хотела самостоятельно докопаться до правды о нём, и поддерживал её, но то, о чём говорил Николас...
Это было слишком.
Эйс устал. Он был напуган, растерян и испытывал только ненависть к себе, слабому и беспомощному, никак не поспособствовавшему поискам Пайпер или помощи ей. Даже Сила, наследником которой он был, оставила его. Крохотная часть, благодаря которой, Эйс был готов поклясться, он ещё ощущал связь с сестрой, просто исчезла. Оставила его ни с чем, растоптала всякую надежду на то, что они с Пайпер снова увидятся. Сила не откликалась ни во время тренировок с Эрнандесами, ни ночью, когда Эйс, сумевший убедить дядю Джона, что нормально спит, вновь накрывал голову одеялом и беззвучно плакал.
Он знал, что дяде Джону не легче, что он старается быть сильным и бодрым ради Эйса и Кита, которые были ему дороже всего, но с вынужденным побегом искателя вместе с Николасом и демоницей дядя Джон притворялся всё реже. Эйс его не винил: он хоть и не мог в полной мере представить груз ответственности, лежащий на плечах дяди, обладал достаточным воображением, чтобы хотя бы попытаться.
Поэтому Эйс старался изо всех сил. Жаловался на Энцелада, но исключительно для того, чтобы не дать обиде и гневу прорваться наружу. Притворялся, что его ничуть не заботит побег Николаса, которого он успел принять за друга, вместе с демоницей и Китом. Делал вид, что совсем не перерывает библиотеку особняка, — или ту, что была в зале Истины, но лишь в том случае, если дядя Джон соглашался взять его с собой, — в поисках ответов о том, кто такой Третий сальватор на самом деле и что он сделал.
Однако, как бы сильно Эйс ни старался, это было слишком.
Сегодня тренировочный бой был на улице, на пляже, где Диона очертила пределы, за которые нельзя заступать, под порывами безжалостного ветра со стороны воды и под жёстким взглядом Энцелада. Он, конечно, говорил, что сдерживается, чтобы не сломать Эйсу что-нибудь, но сам Эйс думал, что рыцарь просто издевается над ним. Даже с тренировочным мечом Энцелад напоминал концентрацию смерти, многолетних тренировок и ярости — и неизвестно, к кому ещё. То ли к Эйсу, не особо способному ученику, то ли к Гилберту, приказавшему заняться его обучением. Если Диона или Артур, изредка присоединяющийся к тренировкам, делали ему поблажки, — в допустимых рамках, иначе Энцелад бы загонял их до смерти, — то он сражался с ним совершенно серьёзно, будто Эйс был полноценным рыцарем с многолетним опытом и научился держать меч раньше, чем ходить.
На его теле появилось множество синяков, и когда одни только-только начинали сходить, меч Энцелада добавлял новые. Каждый вечер Марселин осматривала Эйса, слишком уставшего и раздавленного, чтобы смущаться этим, готовила ему отвары для быстрого заживления увечий. Они не были такими серьёзными, чтобы так беспокоиться из-за них, но когда дядя Джон после первой тренировки спросил, как он себя чувствует, Эйс разрыдался.
Ему было страшно и больно, а ещё противно из-за себя, потому что ему пятнадцать, а он ревел, как малолетний ребёнок, и таким тоном просил дядю Джона найти Пайпер, будто не понимал, что и ему паршиво.
Эйс даже не помнил, сколько тогда проплакал, размазывая слёзы по свитеру дяди Джона, такому мягкому и даже домашнему, но потом, когда сумел убедить его, что в полном порядке и просто очень устал, пообещал себе, что до возвращения Пайпер не прольёт ни слезинки.
Она сейчас наверняка где-то, где никто не может ей помочь, и думает, почему её ещё не нашли. Ей наверняка страшно, а Эйс тратит драгоценные силы на какие-то слёзы.
С того дня он действительно не пролил ни слезинки — по крайней мере, не из-за эмоциональной нестабильности и пустоты, разъедающей его тело и душу. Сильные удары тренировочного меча, резкие выпады и жёсткие падения вызывали слёзы, но Эйс знал, что в данном случае реакция организма нормальная. Он молча вытирал слёзы, поднимался и продолжал, зная, что жалобы могут выбить Энцелада из колеи и, соответственно, увеличить шанс Эйса на победу. У рыцарей это считалось грязным приёмом, но, во-первых, нынешние рыцари были совсем другими, во-вторых, Эйс-то рыцарем не был.
Каждый бой длился разное время. Иногда Энцелад валил его исключительно силой, иногда — смекалкой. Очень редко кончик меча Эйса почти оказывался у горла рыцаря, но тот всегда каким-то образом уходил от атаки и выигрывал. В такие моменты Диона называла его «засранцем, который не щадит бедных детей», а потом обещала Эйсу, что обязательно отомстит за него.
Эйсу очень нравились тренировки с Дионой, но они были реже, чем с Энцеладом.
Прямо сейчас тот наносил один удар за другим, не забывая озвучивать замечания и требовать от Дионы, чтобы она подбадривала Эйса тише. Кровь громко стучала в его ушах, шум волн ощущался очень далёким, хотя они расположились всего в десяти метрах от воды. Энцелад учил его сражаться в любом месте, на любой поверхности и при любых обстоятельствах. Сильный ветер и рыхлый мокрый песок, из-за которого Эйс никак не мог отыскать удобную позицию, мешали значительно сильнее, чем он ожидал. Как бы сильно Эйс ни старался мыслить рационально, крохотная часть его сознания думала, что тренироваться с мечами на песке будет не сложнее, чем играть в пляжный волейбол с братом и сестрой.
Очередная мысль о Пайпер и неизвестности, в которую она провалилась, больно резанула по сердцу. Эйс крепче сжал меч и сумел отвести удар в сторону, но следующий выбил оружие у него из рук. Победа засчитывалась лишь в том случае, если кончик меча касался горла соперника, и потому Эйс, не имевший права поднимать обронённое оружие (он как-то попытался и получил за это по рукам), начал уклоняться. Он нырял то вправо, то влево, иногда и под руку, в последний момент уходя от очередного удара. Дыхание Энцелада, казалось, даже не сбилось. Он без остановки поворачивался, быстро реагировал на манёвры и почти касался шеи соперника мечом, но Эйс лишь чудом уклонялся.
Он мог подставиться под удар и заработать ещё один мелкий синяк, чтобы начать следующий бой, однако Эйс не знал, действительно ли это поможет. Он ещё ни разу не выиграл, даже у Дионы и Артура, дававших ему поблажки. Ни разу его меч не коснулся шеи соперника. Зато его самого лупили, как пиньяту, и заставляли подниматься раз за разом.
Эйс понимал, что только так можно достичь хоть каких-то результатов, но внутренне вопил. Пока разум твердил, что Эйс не может в одно мгновение овладеть всем тем, что Энцелад оттачивал долгие годы, совесть требовала, чтобы Эйс каким-то образом нашёл способ и сделал это реальным.
Если он овладеет мечом, он не будет беззащитным. Если научится сражаться, может, Сила откликнется. Если он будет достаточно сильным, в следующий раз он сумеет защитить Пайпер. Если…
Если он перестанет отвлекаться.
Энцелад постоянно повторял, что во время боя следить нужно только за боем. Неважно, что происходит вокруг, пока перед тобой соперник, отвлекаться на посторонние мысли или других людей нельзя. Даже доля секунды может стоить жизни.
К счастью, они всё ещё использовали тренировочные мечи, и потому отсечение головы ему не грозило. Но Эйс, не уследивший за соперником, зацепился за его ногу и уже падал вниз, видя, что ещё мгновение — и чужой меч коснётся его шеи, завершив этот позорный бой.
Эйс зажмурился и выставил руку, решив, что уж лучше ударят по ней, чем по шее, но не почувствовал удара. Песка под ногами не было, солёный ветер, дующий со стороны океана, затих. Эйс приоткрыл глаза и увидел молочно-белую пустоту вокруг. Сам он находился на какой-то твёрдой поверхности в полулежачем состоянии, со всё ещё выставленной для блокирования атаки рукой.