— Итак, — повторил он, садясь напротив неё, — ты хочешь узнать, что было в твоём прошлом?
— Во младенчестве, — уточнила Соня.
— И почему именно это время? Я уж подумал, что после эриама тебе напрочь отшибло память о земной жизни.
— Нет, это всё я прекрасно помню. Но… — она замялась, сложив руки перед собой, и начала медленно перебирать пальцами воздух.
— Альтан сказал тебе, что ты умерла во младенчестве.
Соня резко вскинула голову, поражённо выдохнув.
— Я вижу этот разговор в твоих глазах. И если ты хочешь, чтобы я помог, то лучше говори прямо, а не заставляй меня вытягивать из тебя каждое слово.
— Но что насчёт оплаты? — неуверенно напомнила Соня.
Она была очаровательна в своей честности, которая лишь добавляла ей плюсов. Возможно, это качество было с ней ещё и до Ордена — в таком случае Соня точно заслужит уважение Фройтера.
— Давай договоримся так: я посмотрю, что мне откроется, а ты пообещаешь не болтать об этом на каждом углу. Я и сам буду молчать. Рождённые в крови — это не милое прозвище, а скорее проклятие.
— Что? Проклятие из хаоса? — не поняла Соня.
— Нет, не из хаоса. Это я образно. Однако то, что я могу увидеть, вполне может оказаться настоящим проклятием.
Соня кивнула, сжав губы в тонкую линию, и во все глаза уставилась на него.
На самом деле Фройтер редко проявлял инициативу и никогда не помогал просто так, но Соня была важна Николасу, а Николас — ему. Когда-то он пообещал сальваторам, что будет верить им и помогать, и если уж теперь ему нужно посмотреть прошлое рождённой в крови — так оно и будет.
— Хорошо, — всё же произнесла Соня вслух. — Спасибо.
— Рано благодарить, я ещё ничего не увидел. А если и увижу, тебе это не понравится.
— Я уже заранее во всём разочаровалась.
— Не самый лучший подход.
Фройтер на секунду прикрыл глаза, пытаясь отговорить себя от участия в этом сомнительном деле, но отказ в оказании помощи Соне был равносилен отказу Николасу. Может, они и не были слишком близки, но Фройтер хотел помочь и был готов сделать всё от себя зависящее.
В глазах Пайпер всего на мгновение мелькнул образ Николаса, но Фройтер прочно вцепился в него. Их встреча обязательно случится, это прописано в их судьбе, но кто знает, не произойдёт ли она при катастрофических последствиях, если Фройтер откажет Николасу и Соне сейчас.
Он вдохнул, выдохнул, открыл глаза и самым миролюбивым тоном, на который был способен, спросил:
— Где ты родилась?
— В Нью-Йорке, — с готовностью ответила Соня.
— Ты уверена?
— Да, конечно.
Фройтер бездумно кивнул, смотря в её глаза, и, кажется, из-за этого ей было максимально неловко. Но прямо сейчас его волновало только прошлое, очень медленно выстраивающееся перед ним.
— Где ты жила до того, как случился эриам?
— В детском доме, — чуть тише ответила Соня, словно боялась, что их услышат. Ещё в самом начале Фройтер незаметно оградил их барьером, не пропускавшем звуки, однако и осторожность Сони не была лишней.
— Со скольки лет?
— Если верить записям, то с четырёх.
— Мир тебя не отвергал, верно?
— Не отвергал.
— Значит, там должны были сохраниться записи о тебе… В каком возрасте случился эриам?
— В пятнадцать.
— И при каких обстоятельствах? С подробностями.
Соня затихла, опустив плечи, и на секунду Фройтеру открылось то, что он так пытался увидеть: события, произошедшие с ней ещё во младенчестве. Прошлое напоминало плотную пелену тумана, были видны лишь мутные, медленно движущиеся силуэты, и с каждым мгновением они становились чётче.
— Я возвращалась с дополнительных занятий, — тихо начала Соня, наверняка даже не догадываясь, что с каждым её словом Фройтер начинал видеть всё больше. Прошлое смешивалось: то, что случилось десять лет назад, и то, что произошло совсем недавно, сливались в один поток воспоминаний, который Фройтер старался разделить на два. — Я всегда сокращала путь через ту улицу, из-за круглосуточных магазинов там всегда светло и… Не знаю, почему, но там были демоны. Демоны и Данталион.
Это длилось лишь мгновение, но Фройтер увидел всё так, будто в тот момент сам был на месте Сони, едва не прочувствовал, как сильная рука сжимается на его шее, а красные глаза горят во тьме.
— Он принял меня за демона. Тогда и случился эриам.
— Почему он остановился?
Фройтер даже не узнал собственного голоса. Соня, сидящая перед ним, всё чаще растворялась в образах своего прошлого, и её голос начинал звучать будто из-под воды.
— Не знаю. Но когда прибыли искатели и маги, он уже не пытался убить меня. Он будто забыл обо мне.
— Что было потом?
— Зал Истины, Орден и мистер Сандерсон. Сказал, что у меня была истерика, но я этого не помню.
— Самая обычная реакция для землян, прошедших эриам, — пробормотал Фройтер и тут же продолжил максимально серьёзно: — Ты тогда всё ещё жила в детском доме, да? Кто забрал тебя оттуда?
— Мистер Сандерсон. Он сказал, что всё решил и мне больше не нужно возвращаться туда.
— Ты решила остаться в Ордене?
— Да. Не знаю, почему. Я, кажется, тогда вообще не соображала.
— Охотно верю.
Хоть это произошло не во младенчестве Сони, Фройтер уже видел нить связи, протянувшуюся через всю её жизнь. Ту самую, которую в одно мгновение распознал Данталион и которую потерял, стоило магии и хаосу вновь прийти в равновесие.
— Ты узнала, почему Данталион хотел тебя убить?
— Нет, я с ним даже не пересекалась.
— Хорошо, зайдём с другой стороны. Ты красишь свои волосы?
В миллионе воспоминаний, которые открылись ему, он не увидел ни одного подходящего момента. Соня не красила волосы самостоятельно, не обращалась к профессионалу. Даже в подростковом возрасте они были такими, но ни у кого не вызывали вопросов.
Фройтер предположил, что это были крайне мощные чары, не позволявшие увидеть неестественно красный цвет волос, но эриам разрушил их, и с тех пор Соня врала, что красит их.
— Нет, — наконец ответила она.
— Они всегда были такими?
— Всегда.
Ему нужно было больше, но Соня замолчала. Перед Фройтером открывались её поиски, Орден, зал Истины, жизнь в коалиции — всё длилось меньше мгновения, исчезало даже быстрее, чем успевало полностью сформироваться, и с каждой секундой уходило всё дальше. Фройтер тонул в воспоминаниях, с которыми не мог совладать — дети Фасанвест хоть и могли увидеть уже свершившуюся судьбу, редко когда так делали. Случайные фрагменты будущего открывались им куда охотнее, чем прошлое.
— Ты знаешь, кто такие рождённые в крови? — спросил он, видя перед собой уже не Соню, а тысячи людей, с которыми она когда-либо встречалась. Все лица сливались в одно, голоса становились громче, но через них всё же отчётливо пробивался голос Сони:
— Нет. Ни Альтан, ни Блас не объяснили.
— В Испании последние два века ходили слухи о людях, оживлённых чужой кровью. Их жизни — это результат идеального баланса между естественным хаосом в организме и магией, с которой могут управиться только сильнейшие. Вероятность выживания после такого крайне мала, почти ничтожна. Здесь нужен безупречный контроль и знания, о которых я…
Фройтер остановился, поняв, что уже не слышит собственного голоса. Всё вокруг будто разом затихло. Темнота напала со всех сторон, и только редкие вспышки света где-то вдалеке подсвечивали мутные силуэты, смотрящие на него.
По спине Фройтера пробежал холодок. Ощущение, что тысячи ледяных конечностей касаются его, едва не вызвало крик. Это не было магией, вышедшей из-под контроля, или хаосом, которым управляли демоны. Это было что-то другое, столь же мощное и при этом невозможное. Весь мир будто сузился до ощущения ледяных прикосновений, липкого страха и недостатка воздуха в лёгких. Как бы сильно Фройтер ни старался, он не мог сделать вдох. Что-то давило на грудь, сжимало виски, будто на него надели железный обруч с шипами, и гудело, шумело, кричало над самым ухом, мешая ему сосредоточиться.