Гидеон продолжал свой рассказ: “Потом говорил Пети, отец Билли. Его слова были очень простыми. Он плакал. Он подтвердил, что смерть Билли была несчастным случаем, а не следствием недосмотра с нашей стороны. Он поблагодарил нас за то, что мы пришли, и сказал, что его народ не станет создавать для нас проблем. Потом он заговорил о Билли, показал его фотографию и сказал: “Нам будет его не хватать”. Мать Билли молча сидела позади мужа. Некоторые из дядей Билли встали и подтвердили: “У вас не будет никаких неприятностей от нас, мы удовлетворены вашим откликом и компенсацией”. Все: и мои коллеги, и я, и вся семья Билли — плакали”.
Передача еды ради выражения печали заключалась в том, что Гидеон и его коллеги вручили продовольствие со словами “Эта пища должна помочь вам пережить тяжелые времена”. После произнесения речей семья и гости вместе приступили к простой трапезе из сладкого картофеля (традиционное новогвинейское блюдо) и других овощей. Под конец церемонии все пожали друг другу руки. Я спросил Гидеона, обнимались ли люди, в частности, не обняли ли друг друга, плача, он и отец мальчика. Однако Гидеон ответил: “Нет. Церемония была очень упорядоченной и формальной”. Мне же было трудно представить себе подобную встречу ради примирения в Соединенных Штатах или другой западной стране, когда бы семья жертвы и случайные убийцы ребенка, до того незнакомые друг с другом, сели бы рядом и поплакали, а через несколько дней разделили бы трапезу. Вместо этого семья ребенка планировала бы судебный иск, а семья случайного убийцы консультировалась бы с адвокатами и страховыми компаниями, готовясь к защите по иску и возможному уголовному обвинению.
Что, если?..
Отец и родственники Билли признали, что Мало не намеревался убивать мальчика. Я спросил Мало и Гидеона, что произошло бы, если бы Мало в самом деле убил мальчика умышленно или по крайней мере проявил несомненную халатность.
Мало и Гидеон ответили мне, что и в этом случае проблема была бы решена с помощью того же процесса компенсации. Просто результат был бы более неопределенным, ситуация — более опасной, а запрошенная сумма — большей. Риск того, что родственники Билли не стали бы дожидаться результатов переговоров о компенсации, был бы выше; существовала возможность того, что от денег отказались бы, а взамен произвели так называемое убийство в отплату, желательно самого Мало или его ближайшего родственника, если бы убить Мало не удалось; если бы и это не удалось, мог быть убит другой член его клана. Если бы, впрочем, родственников Билли удалось убедить дождаться исхода процесса компенсации, они потребовали бы гораздо бóльшую сумму. Мало оценил ее (если бы он был явно виноват в смерти Билли) примерно в пять свиней, плюс 10,000 кина (эквивалент примерно 3,000 долларов), плюс значительное количество продовольствия, в том числе гроздь бананов, таро, сладкий картофель, саго, овощи и сушеная рыба.
Я также поинтересовался, что произошло бы, если бы Мало был не служащим компании, а частным лицом и, таким образом, фирма не была вовлечена в процесс. Мало ответил, что в этом случае переговоры о компенсации с его стороны проводил бы не его коллега Ягин, а кто-нибудь из его дядей и старейшин его деревни. Сама компенсация выплачивалась бы не фирмой, а всей деревней Мало, включая его семью, членов его клана и членов других кланов, к которым Мало мог бы обратиться за помощью в сборе средств. В таком случае на Мало легли бы обязательства перед всеми, кто сделал взнос. В определенный срок Мало должен был бы расплатиться с этими людьми, а также со своими дядьями за их тяжелую работу по переговорам. Если бы Мало умер до того, как расплатился, его заимодавцы и дядья потребовали бы платы от его семьи и клана. Впрочем, не считая различий в том, кто вел бы переговоры и осуществлял выплаты, процесс компенсации происходил бы очень сходно с тем, как он проходил в данном случае.
Что предприняло государство
Описанная мною последовательность событий — пример того, каковы традиционные новогвинейские механизмы мирного разрешения проблем, связанных с потерей близкого человека, случившейся по вине других. Он контрастирует с тем, как в подобной ситуации действует западная государственная система правосудия. В случае с Билли и Мало отклик новогвинейского государства заключался в том, что полиция, не интересуясь горем или мстительными чувствами родственников Билли, выдвинула против Мало обвинение в рискованной езде. Несмотря на то, что семья Билли, включая его дядю Генжимпа, присутствовавшего на месте происшествия, не обвиняла Мало в неосторожности, полиция тем не менее утверждала, что Мало ехал слишком быстро. В течение многих месяцев Мало оставался в своей деревне, за исключением тех моментов, когда он отправлялся в город для разговоров с полицией. Так было потому, что Мало все еще боялся возможной мести со стороны горячих молодых жителей долины. Деревенские соседи Мало держались настороже и были готовы защищать его в случае нападения.
После первого разбирательства в полиции до второго прошло несколько месяцев; после этого Мало получил распоряжение в ожидании суда дважды в неделю являться в город к транспортному инспектору. Каждый такой визит означал для Мало потерю от половины дня до целого дня. На втором разбирательстве у Мало отобрали права. Поскольку Мало работал водителем, лишение прав означало для него и потерю работы.
Обвинение Мало в рискованной езде рассматривалось в суде через полтора года. Все это время Мало жил в подвешенном состоянии, не имея работы. Когда Мало явился в суд в назначенный день, выяснилось, что судья занят в другом процессе, и слушания по делу Мало были отложены еще на три месяца. Но судья оказался занят и в этот день, и слушания отложили еще на три месяца. Проблемы с присутствием судьи продолжались, и слушания откладывались еще дважды. Наконец через два с половиной года после несчастного случая судья смог приступить к рассмотрению дела. Однако полицейский, вызванный прокурором, не явился, так что судья отказал в иске. Этим и закончилось участие государства в происшествии с Билли и Мало. Если вы думаете, что такие неявки и отсрочки говорят лишь об уникальной неэффективности системы правосудия Новой Гвинеи, то могу сообщить: недавно в Чикаго мой близкий друг столкнулся с подобным же течением и исходом судебного разбирательства.
Новогвинейская компенсация
Традиционный процесс компенсации, проиллюстрированный историей Билли и Мало, имеет целью быстрое и мирное разрешение конфликта, эмоциональное примирение двух сторон и восстановление их прежних взаимоотношений. Он выглядит простым, естественным и привлекательным для нас, пока мы не задумаемся о том, насколько фундаментально он отличается от того, что происходит в нашей системе правосудия. Традиционное общество Новой Гвинеи не имело государственного правительства, государственной системы правосудия, централизованной полиции, профессиональных вождей, бюрократов и судей, наделенных властью принимать решения и претендующих на монополию в праве применять силу. Государство имеет собственные специфические интересы в разрешении споров между его гражданами и в осуществлении правосудия.
Интересы государства вовсе не обязательно совпадают с интересами какой-либо из сторон конфликта. Традиционное новогвинейское правосудие осуществляется по принципу “сделай сам” и реализуется самими противниками и их сторонниками. Процесс компенсации является одним зубцом — мирным — двузубой системы традиционного разрешения конфликта. Другой зубец (главы 3 и 4) заключается в поиске личного воздаяния с помощью насилия, имеющего тенденцию к эскалации: расходящиеся круги ответного возмездия в конце концов приводят к войне.
Главный факт, формирующий традиционный новогвинейский процесс компенсации и отличающий его от западного разрешения конфликтов, заключается в том, что участники почти любого спора на Новой Гвинее знакомы друг другу — или в силу уже существующих личных взаимоотношений, или по крайней мере они знают противника по имени, по имени его отца или по принадлежности к группе. Например, даже если вы, будучи новогвинейцем, лично не были знакомы с жителем соседней деревни, убившим вашу свинью, когда она бродила по лесу, вы наверняка слышали его имя, вам было известно, к какому клану он принадлежит, и вы знали нескольких членов этого клана. Так происходило потому, что население традиционной Новой Гвинеи состояло из малочисленных локализованных сообществ, куда входило от нескольких десятков до нескольких сотен человек. Люди на протяжении всей своей жизни оставались на территории своей общины или по особым причинам — таким как заключение брака или посещение родственников — совершали недалекие путешествия. Члены традиционных сообществ редко или никогда не сталкивались с совершенно незнакомыми людьми, как случается с нами — гражданами современных государств. В наших государствах мы, в отличие от новогвинейцев, живем в миллионном обществе, так что в повседневной жизни ежедневно должны иметь дело с ранее неизвестными нам людьми. Даже в малонаселенных сельских районах, где все соседи знают друг друга, таких как Биг-Хоул-Бэйсин в Монтане, где я в отрочестве проводил лето, все же появляются незнакомцы — например, кто-то проезжает через город и останавливается, чтобы заправиться. Более того, мы перемещаемся на большие расстояния — на работу, на отдых или просто по личной прихоти; таким образом, мы совершаем почти полное обновление своих контактов на протяжении жизни.