У автора, к сожалению, еще нет собственного, выстраданного предмета художественного исследования. Видимо, у него нет и достаточного жизненного опыта, крупицы которого он мог бы передать читателям. А может быть, такой опыт и есть, но Ю.Никитин не умеет им распорядиться. Пожалуй, во всей книге лишь один рассказ можно назвать по-настоящему удавшимся — “Однажды вечером”. Дело даже не в содержании, содержание рассказа довольно простое. Шел по улице легкомысленный парнишка, и вдруг его охватила непонятная для него самого тоска. Он неожиданно совершил благородный поступок — предложил себя для участия в опасном опыте, и вдруг почувствовал себя человеком. В рассказе есть движение характера; примитивный язык и не менее примитивное мышление парня схвачены автором весьма убедительно, и мы рады за героя, за пробуждение личности.
Несомненно, этот рассказ идет от жизненных наблюдений Ю.Никитина и показывает его не реализованные в других случаях возможности. Но как верно заметил автор предисловия Р.Полонский, “Однажды вечером” — рассказ, в сущности, не фантастический. А вот в фантастических рассказах Ю.Никитина взрываются атомные пули, прыгают отвратительные сколопендры, барахтаются в тине разумные земноводные, человек вылезает из своей шкуры как бабочка из кокона, но соединить эту избыточную фантазию с общелитературными требованиями Ю. Никитину пока не удается. В его рассказах нет главного — свежей мысли. Видимо (и в этом Ю.Никитин далеко не одинок), научная фантастика представляется ему очень легким делом: достаточно перенести действие на другую планету (идут описания необычных растительных и животных форм), посадить корабль с небольшой аварией, вылезти из него с опаской, оглядеться из-под ладони и увидеть спешащую делегацию гуманоидов, которые в романах XIX века именовались без затей туземцами. Сюда же прикладывается несложная идея: с гуманоидами надо обращаться гуманно, и они воздадут вам сторицей.
Временами, конечно, в рассказах Ю.Никитина можно отыскать и занятные приключения, и смешные реплики, но это не снимает ощущения неудовлетворенности. Несколько рассказов Ю.Никитина посвящено подвигам трех суперотважных космонавтов. Двое из них — Макивчук и Женька — фигуры “лица не имеющие”, они характеризуются лишь общими понятиями — невозмутимость, простодушие и т. д. Что же касается третьего друга, — Яна Тролля, то, пожалуй, некоторые зачатки характера у него есть, но при более пристальном рассмотрении его контуры начинают разительно напоминать контуры другого литературного героя, а именно Леонида Горбовского из повести братьев Стругацких.
Горбовский упомянут здесь не всуе. Этот чрезвычайно симпатичный персонаж участвовал в нескольких повестях братьев Стругацких, но давно уже был погублен “безжалостными” авторами в романе “Далекая Радуга”. Теперь он, хотя и не в качестве главного героя, снова появился на страницах повести “Малыш”, включенной в сборник “Талисман” (издательство “Детская литература”).
Тех, кто внимательно следит за творчеством Стругацких, эта повесть, пожалуй, удивит; очень уж она напоминает их самые ранние вещи. Возникает даже подозрение, что “Малыш” был написан лет 12–15 назад, но почему-то в свое время не был авторами опубликован. Новые произведения А. и Б.Стругацких насыщены сложной проблематикой, и на фоне, например, поистине драматической судьбы героя повести “Пикник на обочине”, не так давно напечатанной в журнале “Аврора”, несколько простоватыми выглядят заботы героев “Малыша”: удастся ли установить контакт с негуманоидной цивилизацией или не удастся? Впрочем, за повестью нельзя не признать и немалые достоинства. Как всегда у Стругацких, команда их звездолетчиков — это привлекательные, умные, интересные и очень разные люди. С ними можно дружить, за них можно переживать, радоваться, огорчаться. Запоминается также своеобразная фигурка Малыша, космического Маугли — ребенка, оставшегося на чужой планете и воспитанного какими-то нечеловеческими, но не безразличными к окружающему миру существами.
ИЗ МЕЖЗВЕЗДНЫХ ДАЛЕЙ ВЕРНЕМСЯ СНОВА НА ЗЕМЛЮ, в ее сегодня. С разными целями писатели используют жанр фантастики, откликаясь на злобу дня.
Одно из самых распространенных ее применений — политический памфлет. Правда, тут нельзя не вздохнуть — процент удач в этом виде фантастики у наших писателей невелик, возможно, сказывается слабое знание зарубежного материала, что приводит к неубедительности, к излишней прямолинейности. Начнем, впрочем, с положительного примера.
Хотя свердловчанин В.Печенкин в романе “Два дня “Вериты” взял не слишком новый для фантастики сюжет, но разработал его тщательно и во многом по-своему.
Действие романа происходит в некой латиноамериканской стране; автор, избегая излишней конкретности, сумел создать обобщающий образ “банановой” республики, находящейся в полной зависимости от влиятельного северного соседа. Ученый Богроуф, что означает Багров, так как он русский по происхождению, изобретает “Вериту” — передатчик, излучающий особые импульсы, в результате чего все население начинает говорить правду, только правду и одну только правду — от президента до нищего. Выявляются всевозможные махинации, разоблачают себя предатели, провокаторы, тайные агенты, выявляются подлинные намерения людей. Этого оказалось достаточно, чтобы привести страну в состояние полнейшего хаоса. Так, остроумно и образно писатель утвердил мысль о том, что эксплуататорское общество может существовать, только опираясь на фундамент лжи и обмана. Страницы, рассказывающие о том, что творилось в стране, пока была включена “Верита”, лучшие в романе. Что же касается оценки подобных методов политической борьбы, то их бесперспективность наглядно изображена в самом произведении. Досадно только, что и в этом романе автор слишком охотно использует знакомые по другим произведениям клише — например, изображая тайную лабораторию, где сотрудничают бывшие нацисты, занятые подготовкой смертоносного оружия…
А вот еще одно произведение, в котором тоже действует психический излучатель. Но здесь автор, взявшись за зарубежную тематику, недостаточно продумал свою собственную посылку. Идея его рассказа вызывает некоторые сомнения. Я имею в виду рассказ Г.Чижевского “В мареве атолла” (из уже упоминавшегося одноименного сборника). Странные события происходят на одной океанической научно-исследовательской станции. Ее сотрудники внезапно впадают в гипнотический сон и начинают совершать поступки, отвечающие их сокровенным помыслам. А именно: один набил другому физиономию, второй взломал сейф, третий смешал у нелюбимого начальника химические растворы, четвертый украл шоколад у лаборанта и т. д.
Когда они, очнувшись, начинают анализировать свои действия, один из героев говорит: “По-видимому, наш внешний лоск так же легко снимается, как радужная пленка с несвежего мясного бульона, в котором кишат смертоносные бактерии алчности, мелочного эгоизма, честолюбия, стяжательства, разъедающей зависти и пещерной ненависти к себе подобным! Вот наше подлинное “я”!”
Солидаризируясь с этими словами и выведя на свет божий страшные пороки честной компании, автор, очевидно, думает, что он нанес жестокий удар по растленной западной интеллигенции и не замечает, что тем самым стал пропагандистом одной из вредных и антигуманных теориек, которая утверждает, что культура в человеке — это и вправду всего лишь тоненькая пленочка, прикрывающая звериное начало. С помощью этой теории оправдывается, в частности, воспевание жестокости и насилия в зарубежном кинематографе и литературе.
В конце рассказа проясняется причина ночной вакханалии, виновником которой безосновательно подозревали кальмара. Оказалось, что один из ученых испытывал на своих коллегах (весьма маловероятный вариант!) некий излучатель биотоков, сконструированный по заданию Пентагона. Тут авторская позиция становится совсем расплывчатой. Можно думать, что он хотел заклеймить милитаристских агентов, провоцирующих людей на зверские или недостойные поступки. Но тогда, по логике вещей, он должен был выступить в защиту мирных и, в сущности, ни в чем не повинных обитателей станции. Но, как видим, он их тоже разоблачает вовсю, и это всеобщее разоблачительство начинает невольно восприниматься просто как клевета на людей. Хорошо известно, что даже в гипнотическом сне нормального человека нельзя заставить совершить аморальный поступок. А какие, собственно, есть основания подозревать целый коллектив ученых-гидрогеологов в том, что они все потенциальные мерзавцы?