— Не может быть, сэр!
— Честное слово. Мне уже хотелось только одного — отдохнуть. Я уже почти совсем решил, что сопротивление бессмысленно, что Сам все-таки прав и все, во что я верил, — бред. Но тут в мою тюрьму влетела Мэг и одним махом вернула надежду.
— Сэр, но зачем вы вообще отправились на Камазот? Из-за чего?
— На Камазоте я оказался случайно. Я ведь даже не собирался покидать пределов Солнечной системы. Я отправлялся на Марс. Но тессеракт оказался намного сложнее, чем мы предполагали.
— А почему, сэр. Сам прежде всего захватил Чарльза Уоллеса, а не меня и Мэг?
— Из того, что вы мне рассказали, я понял, что Чарльз добровольно решил слиться с Самим, а потом вернуться. Он переоценил свои силы. Послушай, по-моему, у нее сердце забилось чаще!
Его последние слова прозвучали ближе и показались теплее. Но почему разговаривают только папа и Кэльвин? Где Чарльз Уоллес?
Наступила тишина. Тягучая тишина. Потом снова заговорил Кэльвин:
— Неужели ничего нельзя сделать? Может, поискать подмогу? Нельзя же сидеть сложа руки и ждать?
— Ее нельзя оставить. Надо держаться всем вместе. А потом, нам нечего бояться ожидания.
— Вы считаете, сэр, мы промедлили там, на Камазоте? Мы ведь, наоборот, слишком быстро действовали. Вот Чарльз Уоллес и попался!
— Может быть, ты прав. Я не уверен, ведь я так мало знаю. Но одно могу сказать: время на Камазоте совсем другое. Наше время движется в одном направлении по оси, только вперед. Время на Камазоте движется по замкнутому кругу, повторяется постоянно одно и то же. Поэтому я не знаю, сколько я сидел в колонне — минуту или сто лет. — Он замолчал. — Кажется, пульс становится нормальным.
Мэг не почувствовала, как папа щупает ей пульс. Тело оставалось каменным, начала работать голова. Снова заговорил Кэльвин:
— А как же ваш эксперимент, сэр? Вы ставили его один?
— Что ты! В работе участвовало шесть ученых и еще ряд людей. Не мы одни пробовали решить эту задачу, поэтому мы засекретили практическую сторону эксперимента.
— Но вы один попали на Камазот? Или были предварительные опыты с кем-то?
— Нет. Не было особого смысла посылать собак или обезьян. Ведь мы даже не знали, что происходит с телом — перемещаемся мы в пространстве и времени или наступает полный распад материи? Эксперименты со временем и пространством — опасная штука.
— Но почему именно вам досталось лететь первым?
— Я не был первым. Мы тянули спички, я оказался вторым.
— А что было с первым?
— Смотри-ка, у нее дрогнули веки! Нет, показалось… Просто тень упала.
“Это я мигнула, — пыталась крикнуть Мэг. — Я вас слышу! Помогите! Сделайте что-нибудь!”
Снова заговорил папа. У него был такой тихий, ровный голос:
— Мы тянули спички. Я был вторым. Хэнк ушел первым. Это мы видели собственными глазами. Стоял перед нами и вдруг исчез. Договорились ждать известий или возвращения год. Год прошел. От него так ничего и не было.
Голос Кэльвина даже охрип от волнения:
— Да, очень жутко, сэр!
Мэг услышала, как отец вздохнул:
— Дальше наступила моя очередь. Я отправился. И вот я здесь. Умудренный и низвергнутый. Думаю, меня не было на Земле года два. Но если вы можете передвигаться во времени, у меня есть надежда вернуться в наше время. Я могу доложить об одном важном открытии — ведь они ничего не знают.
— О чем вы, сэр?
— О том, что человечество — это дети, играющие с динамитом. В нашем научном рвении мы вторглись в эту область раньше, чем…
В отчаянии Мэг издала звук. Очень тихий, но отчетливый. Мистер Мюррей замер:
— Тсс! Слышал?!
Мэг еще раз прохрипела что-то и с трудом открыла глаза. Веки были тяжелыми, как из мрамора. Над ней склонились Кэльвин и папа. Не было только Чарльза Уоллеса. Где же он?
Она лежала на ровном полу, поросшем какой-то ржавой, неровной травой.
— Мэг, — заговорил папа. — Как ты?
Каменный язык с трудом шевельнулся, и она прохрипела:
— Я не могу двинуться.
— А ты постарайся, — попросил Кэльвин. — Тебе сейчас станет легче, Мэг. Ты только не волнуйся.
Он стоял над ней на четвереньках и смотрел на нее с тревогой. Она поняла, что очки не потеряны, потому что отчетливо видела его лицо, веснушки и черные стрелки ресниц над синими глазами.
По другую сторону на коленях стоял папа. За очками миссис Кто его глаза расплывались. Он взял ее руку и начал растирать.
— Ты чувствуешь прикосновение? — спросил он спокойно, будто ничего особенного с парализованной Мэг не случилось.
И его голос успокоил девочку. Она заметила на лбу папы пот и почувствовала дуновение прохладного ветерка. “Интересно, здесь тепло или холодно?” — подумала она.
— Ты чувствуешь прикосновение? — переспросил отец. Она чувствовала, но не могла кивнуть в ответ.
— Где Чарльз Уоллес? — спросила она с трудом. Язык, губы, щеки онемели, как обычно бывает, когда зубной врач вводит новокаин. И тут она ощутила, что вся заледенела. — Я замерзла, — тихо сказала она. — На Камазоте было теплее.
Она немного повернула голову и огляделась. Вокруг все было ржавым и серым. Поляну, на которой она лежала, окружали деревья такого же цвета, как трава. Росли какие-то цветы, унылые и бесцветные.
Вопреки бесцветности и пронзительному холоду, в воздухе носился приятный аромат, едва уловимый при легком дуновении ветра. У папы и Кэльвина были закатаны рукава, и они не дрожали от холода. Только она, закутанная во все их одежки, заледенела.
— Почему мне так холодно? — спросила она. — И где Чарльз Уоллес? Где мы?
Они ответили не сразу. Отец испытующе посмотрел на Мэг.
— Я не могу тебе ничего сказать, Мэг. Просто я плохо тессирую. Вот и сделал что-то не так. Мы не на Камазоте, но где, не знаю. А замерзла ты, когда мы пересекали Область Мрака. Я вообще думал, ты не выживешь.
— Это темная планета? — спросила она погромче (начинал отходить язык).
— Не думаю, — отозвался отец. — Но я так мало знаю, что не могу быть уверенным.
— Не надо было тогда тессировать, — пробурчала Мэг. Раньше она не позволяла себе никогда так отвечать папе. Казалось, вместо нее говорил кто-то другой.
Кэльвин укоризненно покачал головой:
— Нам больше ничего не оставалось. Зато мы унесли ноги с Камазота.
— Но как вы смели бросить Чарльза Уоллеса? — сердито спросила Мэг.
— Мы его не бросили, — ответил отец. — Не забывай, человеческий мозг — вещь хрупкая. Он легко погибает.
— Понимаешь, Мэг… — Кэльвин приблизил к ней взволнованное, измученное лицо. — Если бы твой отец захватил с собой и Чарльза, когда тессировал, то Чарльз мог бы умереть. А времени на размышления не было.
— Почему?
— Нас уже захватил Сам. Мы с тобой совсем было сдались, а папа был почти без сил и не мог с ним сражаться. Его бы тоже скоро затянуло.
— Это ведь ты крикнул ему: “Тессируйте, сэр!” — сердито сказала Мэг.
— Перестань, — строго прервал ее отец. — Лучше попробуй двигаться.
Все недостатки Мэг взорвались в ней одновременно:
— Нет! Сейчас же верните меня на Камазот! К Чарльзу Уоллесу! Вы обязаны мне помочь!
Ее охватило отчаяние и разочарование, такое сильное, словно она проходила Область Мрака. Она так ругалась и грубила, что сама не понимала, как это она осмеливается себя так вести с долгожданным отцом. Если бы у нее внутри где-то не замерзли слезы, она бы разрыдалась.
Она нашла папу, а он ничего не смог сделать. Все стало только хуже. Если уж папа ничего не смог сделать, то они вообще все плохо кончат. Надеяться не на что.
— Ты даже не знаешь, куда мы попали! — закричала она отцу. — Не знаешь, где Земля. Из-за тебя мы никогда не встретимся с мамой и близнецами! Затеряться в космосе! Что ты вообще себе думаешь!
— Дочка, — ответил папа. — Я не миссис Кто, Что или Которая. Кэльвин мне о них рассказал. Я самый обычный смертный человек. Но Кэльвин прав. Ведь нас послали сюда с определенной целью.