Во-первых, ботаники 70-х годов уточнили длину главного корня. Намибские фермеры в один голос клянутся, что предел — 120 метров. Именно такие фантастические шахты приходится им копать, чтобы добыть воду для своей скотины. Копают и находят корни вельвичии. Профессор X. Борнман, африканский ботаник, сильно сомневается в точности и достоверности фермерских наблюдений. Он собрал факты совершенно противоположные.
Недавно стали прокладывать дорогу через пустыню Намиб севернее Брандберга. Бульдозеры крушили все на своем пути, выкорчевывая и попадающиеся навстречу вельвичии. Грустно было смотреть, как гибли редчайшие растения земли. Борнман обмерил длину главного корня у нескольких экземпляров. Увы, длиннее, чем два метра, не нашлось. А чаще всего метр. Зато боковые корни сильно развиты. Они идут близко от поверхности и собирают влагу рос и туманов.
Старые ботаники говорили, что листья рвутся на ленты по воле ветра. Спору нет, бывает и так. Гораздо важнее иная причина. Концы листьев лежат на песке и поджариваются до такой степени, что содержимое клеток свертывается и гибнет. И тогда листья легко расщепляются. И начинает казаться, что у вельвичии не два листа, а несколько десятков. Они нагромождаются высокой «мусорной кучей».
Много было споров, почему так редки вельвичии в Намибе. Оказалось, что взрослая «мусорная куча» дает в хороший год не так уж мало семян — 10 тысяч штук. Правда, половина — невсхожие. Из оставшейся половины четыре пятых отдается на съедение грызунам, на порчу грибком аспергиллом. Но тысяча семян остается! А всходов почти нет. По крайней мере там, где они должны быть, рядом с родителями. Но ведь где-то когда-то прорастают семена и всходы дают. Свидетельство сказанному — группы взрослых вельвичий одного возраста.
X. Борнман попытался проследить, как и где прорастают семена. Наблюдал за ними в туманные утренники и после дождей, когда семена намокали и вот-вот должны были наклюнуться. Увы, вместо этого они начинали распространять вокруг себя отвратительный запах мышиного помета. Казалось, что семена загнили. На самом же деле ничего страшного с ними не случилось. Просто начал вымываться амид — вещество, мешающее до нужной поры семенам прорастать. Он-то и пахнет. Если бы весь амид был выщелочен из семян, они проросли бы дружно и быстро, но для этого требуется много воды. Борнман подсчитал, что по пять ведер воды на один квадратный метр почвы.
В Намибе такое случается редко. Для этого дожди должны лить дня два-три. Зато уж если польют, то семена прорастают за два дня. Главный корешок начинает расти с фантастической скоростью — по два миллиметра в час! В пустыне промедление смерти подобно. Дождевая влага испарится быстро, и упустить ее нельзя.
После шквальных ливней Намиб расцветает. Неожиданно появляются яркие цветки литопсов — «цветущих камней», протягиваются плети диких арбузиков-цитруллюсов. И пустыня становится совсем не такой пустой, как думалось ботаникам прошлого века.
Современник динозавров в автомобильном дыму
Пытаясь заглянуть в прошлое нашей планеты, классик ботаники М. Попов представил себе то время, когда исчез Тетис — древнее Средиземное море. Суша, поднявшаяся на месте вод, оказалась свободной. С юго-запада наступала флора сухих и жарких пустынь, с востока — флора теплых и влажных лесов. На земле нашлось два «живых ископаемых», по одному от каждой флоры. Первую — пустынную — Попов назвал «Флорой Вельвичии», вторую — «Флорой Гинкго».
Древнейшее гинкго! Оно жило еще 125 миллионов лет назад, когда динозавры топтали планету. В нем необычно все: и веероподобные листья, какие бывают, кажется, только у папоротников. И семена, желтые, как сливы, зреющие то на ветвях, то на листьях и соленые на вкус. И воздушные корни, как у фикуса-баньяна, свешивающиеся с ветвей подобно сталактитам. И сам облик кроны, в молодости похожей на грушу, в старости — на осину. Ствол внутри скроен по типу хвойного дерева, а оплодотворение идет, как у саговников. Иногда, впрочем, обходится и без оплодотворения. Семена все равно вызревают.
Самое же главное: в диком виде гинкго на земле не сохранилось. Только в ископаемых остатках. Оно растет возле монастырей и храмов. Где и как раздобыли его священнослужители, история умалчивает. Видимо, это случилось в XI веке. До этого ученые мужи не писали о гинкго ни слова. Скорее всего святые отцы пощадили кусочки леса, где росло дикое гинкго. Вот оно и сохранилось. А потом стали сажать уже как культурное. Иметь такое редкое дерево возле храма очень выгодно. Нигде нет, а в церкви есть.