Способность карабкаться по стволам у пилезии, можно сказать, выдающаяся. Иркутский бриолог Л. Бардунов попытался подсчитать, сколько эпифитных мхов проживает на разных деревьях. На ели и сосне видов по 20. На осине— 10. На рябине — только пилезия. Кора у рябины гладкая, блестящая, точно полированная. Зацепиться трудно. Пилезии это удается.
И все же мхи на стволах — временные жители, как и на листьях. Только живут подольше — пока стоит дерево. И лишь на скалах перспектива у них более радужная. В особенности там, где они выступают над водой, образуя водопады. Иной раз мох принимает самое непосредственное участие в постройке и реконструкции самих водопадов, и по его милости реке приходится бросаться из стороны в сторону, выбирая более удобное русло.
Особенно этим выделяется мох дидимон туфовый. Густые латки его то выступают немного над несущейся водой, то нависают над потоком с каменного карниза. Волны и брызги постоянно обрушиваются на них, и от этого дерновники всегда напитаны водой, как губка. Они выцеживают из воды бикарбонат кальция. Углекислый газ отщепляется, и дидимон использует часть его для собственных надобностей. Известь оседает на веточках и листьях. Со временем листочки совершенно обволакиваются известью и выглядят как белые бусинки. А веточки превращаются в известковые трубочки. Замурованный в известковый чехол стебелек отмирает. В конце концов дернинка становится похожей на коралл. И все сливается в пористую массу травертина — туфа. Сантиметра три за лето нарастет. Если же мхи работают совместно с зеленой водорослью вошерией, то втрое-впятеро больше. Как только латка дидимона окаменеет, водный поток отклоняется в сторону и уступ водопада начинает нарастать там. Так и мечется река из стороны в сторону. Все выше поднимается водопад. Все яростней низвергается вниз вода.
Австрийский ботаник Г. Рейхгардт попытался выяснить: до какой высоты могут наращивать известковый вал мхи? Он выбрал другой мох — кратонеур переменчивый из группы зеленых мхов. Тот действует примерно тем же способом, что и дидимон. Высоты туфовых скал, которые Рейхгардт изучил, 18 метров, возраст — 2880 лет!
Под сапогом горожанина
Большие города принесли мхам массу бед и неудобств. Горят вокруг леса. Тяжелая нога человека все сильнее давит на почву, все больше дорог, карьеров, свалок. Недавно бриолог из Чикаго А. Тэйлор попыталась выяснить, остался ли хоть какой-нибудь мошок в ее родном городе. Она устроила настоящую охоту за мхами и была крайне удивлена результатом своих поисков. Мхи оказались не такими уж редкими в Чикаго. По крайней мере один из них — фунария влагомерная. Тэйлор находила ее буквально везде: в трещинах цементных стен и на гравийных дорожках городских парков, на кучах золы, которую выбрасывают из паровозных топок, и на свалках, где в прошлом году сжигали мусор. Особенно большие заросли на шлаковом балласте железнодорожных путей. Густые низенькие дерновинки фунарии раскрашивают унылые и безобразные свалки в веселый ярко-оранжевый цвет. Сам мошок не оранжевый, а обычный зеленый. Оранжевые — спорогоны. На них сидят оранжевые коробочки со спорами. Коробочка овальная, чуть наклоненная, похожа на газосветные лампы, которые сейчас ставят на улицах.
Откуда повалила в города фунария? Это можно узнать, выйдя за город на лесную дорогу. Почти на любом кострище то же оранжевое убранство. Каждый уголек окрашен сотнями спорогонов. А земля на кострище схвачена мхом в плотную коробочку, как цементом.
Огневые раны земли фунария врачует одной из первых. Скорость ее появления на гарях феноменальная. Не пройдет и месяца, а уж все кострища зацементированы.
Правда, есть у фунарии одно свойство, которое в свое время настораживало ботаников и заставляло их относиться к спасительному мошку с известной долей осторожности. Классик ботаники Г. Танфильев еще в конце прошлого века заметил, что спорогоны у фунарии стоят так густо, как щетина в зубной щетке. Когда падает дождь, капли его как бы застревают между спорогонами и, повинуясь закону капиллярного движения жидкостей, передаются ниже расположенным стебелькам. Те копят воду, и поэтому зацементированное мошком кострище всегда более влажно, чем соседние участки почвы. Отсюда Танфильев сделал вывод: как бы фунария не превратила наши лесные гари в болота.
Он, конечно, несколько преувеличил опасность. Никакой беды мошок лесным гарям не принес. Зато сделал одно доброе дело. Влагой, которая скопилась в дерновинках, промыл почву, избавил ее от убийственной щелочности, которую принесла зола. Теперь на кострище могли свободно расти и другие растения. Сам мошок к щелочности почти безразличен, недаром же заселяет шлаковый балласт железных дорог и свалки золы из паровозных топок.