Призраки пришли. Черные блестящие лужи упали дождем на замершую от ужаса деревню. Я стал считать... сорок две секунды, и они исчезнут, просто растворятся. И если нам повезет, то уйдут ни с чем.
Шесть, семь, восемь... Герман смотрит на меня, в его глазах черная ярость, рука зажавшая рукоять топора дрожит.
– Не вздумай, Герман, – кричит старейшина.
Через секунду черное уже рядом. Оно чувствует движение, обтекает Германа, движется ко мне. Холод, словно с самого космоса пробирает до костей, когда оно рядом. Клякса уходит дальше.
Двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Герман не обращает внимания на удаляющегося призрака, он буровит меня взглядом... ненавидит и готов убить. Шепчу ему губами: «прости меня дядя Герман, я не виноват».
Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь... Герман срывается с места, чтобы убить меня. Мое дыхание замирает, когда вижу, как тонкий, черный и стремительный луч проносится, пронизывая его тело. В мгновение ока он исчезает, растворяется, как это делают призраки. Герман даже не успел вскрикнуть. Сорок один, сорок два... Призраки ушли.
Ивона рыдает и проклинает меня. Она потеряла дочь, а теперь и мужа. Его забрали призраки. Бегу прочь, бегу от этой боли.
Призраки дети Запредела, как и дафы. Вот только дафы никуда не исчезают, они сделаны из камня, и их можно убить большими мечами, что носят мехары. Когда–нибудь я стану рыцарем и у меня будет мехар. Свой собственный. Сумею модернизировать его, и он станет самым лучшим, а я – непобедимым. И тогда найду Илену, убью человека в шляпе и всех его друзей, порублю на куски ту женщину, что трогала мою девушку, найду всех работорговцев и раздавлю их головы своим грозным мехаром. Во мне закипает ярость, но вскоре уже бьется отчаяние.
Ноги подкашиваются и падаю. Усталость навалилась, она давит на плечи и на стоны. Твердая сухая земля давит на задницу, хочется доползти до травы и лечь там, чтобы никто не нашел, пока перевожу дух и набираюсь сил. Вокруг поля, заросшие травой и далекие кроны деревьев начинающихся диких лесов. Просыпаются насекомые, уже зазвучали кузнечики и зажужжали мошки.
Развязываю узелок, что так старательно собирала тетя Варя. Достаю маленький бурдюк с водой и пью.
– Крестьянин, – раздается хрип где–то в траве, невольно вздрагиваю. – Помоги, крестьянин.
Встаю, закупоривая сосуд и убирая в тряпицу. Вижу его, это рыцарь. Возможно раненый, на вид чуть старше меня, для рыцаря совсем молодой. Он из герцогства Бор, знаю я их оранжевые мундиры и с легкостью распознаю герб «Черное сердце». На белых волосах застыла кровь, он сидит, его тело бьет мелкая дрожь. Раздается лошадиное ржание, словно нож по сердцу, на мгновение замираю в панике и оглядываюсь по сторонам. Но две лошади просто топчутся в траве, они без всадников. Где же второй рыцарь?
Человек просит воды, послушно протягиваю бурдюк. Он расходует все до капли. Я не могу ему возразить, не могу отобрать свой бурдюк. Потому что он рыцарь. Меня душит запоздалая жадность. Это мои запасы на три дня, а он умудряется выпить почти все, да еще и залить себе голову остатками.
– Ты видел призраков, мальчик? – говорит он с неподдельной радостью в голосе. После того, как израсходовал всю мою воду, он явно на подъеме сил. Уже не дрожит, видимо оправился от шока.
– Да, эр, – киваю, убирая бурдюк в узелок. Это мое имущество, и его надо беречь, другого у меня нет.
– Гнусный Оросовец гнался за мной от самого Харта, – смеется рыцарь. – Но он не был настолько умен или просто увлекся погоней. Решил, что настиг меня. И настиг бы...
Он скривился и прищурился в попытке встать. Я подскочил, чтобы помочь ему подняться.
– Вон его конь, – продолжил он. – Я спрыгнул, когда пришли призраки, а он нет. Это ошибка многих молодых и неопытных. А ты мальчик учись на опыте дураков. Если ты замер на мчащемся коне, это не считается.
Он звучно рассмеялся, смех его был настолько заразительный, что тоже хотелось смеяться. Но я сдержался. Человек рад, что он выжил, я тоже за него рад. Но у него своя судьба и своя дорога.
– А что это за земли, мальчик? – вдруг настороженно спрашивает рыцарь, неспешно направляясь к своему огромному коричневому коню. Животное сомневается драпать ли сразу, аль убедиться, что хозяин ничего вкусного не предлагает и драпать после.
– Вы в Камбрии, эр, – произношу с некой опаской.
– Герцогство Гариам?!
– Да, эр, – говорю и отступаю к тропе.
Рыцарь, кажется, разочарован, несмотря на то, что успешно схватил уздечку своего коня, который сам к нему подошел.
Разворачивается ко мне. Смотрю на его молодцеватое лицо, скулы, большие голубые глаза и перевожу взгляд на герб с изображением черного сердца на плече. Это чужак, в наших землях не принято с ними долго болтать. Если сельчане увидят и расскажут, барон и его люди сочтут меня за шпиона или осведомителя чужого герцогства. В лучшем случае кнут, в худшем веревка на шее.
– Далеко же меня занесло, – мгновенно сникает рыцарь. – Мальчик, как тебя звать?
– Эрик.
– А я рыцарь эр Гарольд, также являюсь членом рыцарского ордена Железные сердца, – он делает легкий поклон головы, (этот жест приводит меня в полное замешательство), а затем продолжает уже менее торжественным голосом. – Ты должен оказать мне услугу, Эрик.
– Но мне нужно в замок барона, он наказал...
– Да ты не понял! – улыбается рыцарь.
На его поясе дергается шпага, когда он поворачивается к коню. Ножны такие блестящие и красивые, в них шпага настоящего рыцаря. Он с иронией добавляет:
– Помоги мне взобраться на коня.
Только сейчас замечаю, что Гарольд хромает на одну ногу. Подхожу к нему, оценивая рыцаря, он чуть выше меня, явно крепче. Подталкиваю его испачканный зад на седло, руки дрожат, но у меня получается.
– Да ты силен Эрик! – удивленно произносит он, усаживаясь на скакуна поудобнее.
– Неправда, эр, – смущаюсь. – Вы видно смеетесь надо мной.
– Нисколько! – восклицает рыцарь и салютует. – Второй конь твой, если ты его поймаешь! Удачи Эрик!
– Спасибо, эр...
Стук удаляющихся копыт отпускает напряжение. Призраки сегодня спасли не только мою жизнь, с этой мыслью иду на дорогу. За конем мне не угнаться, да и зачем мне рыцарский конь? Скажут, что украл, да выпорют.
Ровная дорожка и колея, посередине мелкая трава. Иду по ней, шлепая разбитыми тапками, что вот–вот порвутся. Кажется, к обеду дойду до соседнего села. У них должна быть вода, попрошу немного.
Бор и Орос грызутся за месторождения Харта уже давно. Нам часто возили разбитых мехаров оттуда, что Боровцы, что Оросовцы. Злюсь. Может один из таких рыцарей, как Гарольд и сравнял с землей наш дом. Коня мне он предложил, сволочь.
Впереди показалась повозка со старой лошадкой, которая старательно и обреченно тянет свою ношу. Я посторонился, пропуская крестьянскую семью. Их повозка, груженная тюками, перевязанными веревками, идет строго по колее. Бородатый, коричневый от загара, мужчина держит вожжи, позади него сидит женщина с двумя детьми прямо на вещах сверху. Мальчишке и девчонке лет по восемь отроду.
Остановился, пропуская их. Чумазый мальчик, посмотрел на меня усталым взглядом без особого интереса. Не смог даже улыбнуться ему. Сейчас я грустный и утомившийся крестьянин. Когда–то я также ехал по этой дороге с моим новым отцом. Мне было плевать, куда еду и зачем. Все мое оставалось в Дорсене. Все новое пришло позже. Мальчик продолжает смотреть на меня из удаляющейся телеги. Поклонился ему, как это сделал рыцарь и развернулся. Кажется, мальчишка улыбнулся, я успел это заметить.
Тоска снова берет надо мною верх. По обеим сторонам дороги растут ромашки, такие собирала Илена. Дальше возвышаются кустарники лопухов, из подобных мы строили крышу домика. Под такими же листьями впервые поцеловал ее, она тогда так покраснела... а я заволновался, что она убежит и пожалуется отцу.
Пытаюсь посмотреть на солнце. Ты ленивое и бесчувственное создание. Каждый день я мысленно подгонял тебя скорее опуститься к земле, чтобы быстрее бежать к своей девушке. А теперь хочу, чтобы ты меня пожалело.