— Ришар явился на гнедом жеребце, выкупил тебя, был с тобой добр и ласков, а потом оттолкнул, не пожелав твоего тела. Благородство было причиной его поведения или нежелание подпасть под твою власть, не важно. А женщины, которых отталкивают с тройным упорством пытаются заполучить желаемое. — Девушка фыркнула, но от комментария воздержалась, а Франциск тем временем продолжил: — И уж сдается мне, Луна, человеческие эмоции вовсе тебе не чужды. Просто ты не умеешь давать им названия. — Франциск рассмеялся, за что получил ощутимый тычок в бок.
***
Так и повелось у них во время перерыва, гулять по берегу Аршарского озера. Обычно Луна и Франциск ходили вдвоем, иногда к ним присоединялся кто-то из других полукровок или увязывался один из колдунов. Местные быстро привыкли к парочке, которая по дороге неизменно брала какие-нибудь вкусности для Луны. Девушка, выросшая в суровых северных краях, оказалась сладкоежкой и готова была облизывать пальцы, отведав сладких груш или медовых рогаликов. Франциск показывал ей иллюзии, на которые был способен, а Луна учила его лучше ими управлять, она, хоть и не имела сейчас своих сил, была хорошо обучена матерью. Ее мама умела создавать по-настоящему грандиозные иллюзии — она показывала Луне дворцы, в которых когда-то бывала, людей, чьи тела обратились в прах столетия назад. Иллюзии ее матери были такой силы, что даже дождь не капал сквозь крыши, что она создавала силой мысли. Эльер, по словам ее мамы, был еще более одаренным.
— Ты строишь образ перед своими глазами, а нужно воссоздавать его перед моими. Ты должен оказаться в моей голове, пройти своей силой через мой затылок и повлиять на мир за моими глазами. Заставь меня поверить в то, что тебя здесь нет. И поверь в это сам.
Сама она сотни раз проделывала этот трюк, и особенно он ей нравился во время игры в прятки, дети деревенских могли искать ее часами, а она бродила за ними, притворяясь солнечным лучом или дуновением ветра. Франциск пытался снова и снова, у него пропадали то руки, то ноги, то исчез весь корпус. В конце концов у него получилось то, что люди называли эльфийской невидимостью. Когда у него наконец-то удалось, Луна воздела руки к небесам и поблагодарила их за то, что помогли ей найти правильные слова. Франциск тут же вернулся в реальность, оказалось, он разлегся на зеленой траве, позволил своим волосам разметаться по ней. На губах застыла улыбка, он глядел в небеса, которые отражались в его васильковых глазах.
— Я думал, только чистокровным под силу полная невидимость. А оказывается, нас всех просто не правильно учили. — Из его глаза скатилась слезинка и упала на траву, земля жадно впитала подношение.
Франциск подумал о том, сколько жизней мог бы он спасти, если бы вот так научился полностью пропадать для Савойя. Луна легла рядом, прильнула к его плечу, разделяя его тоску. Она не спасла свою маму, как он не спас тех, о ком сейчас лил скупые слезы. От земли уже тянуло прохладой, солнечный свет больше не согревал ее так, как делал это несколько месяцев назад. Не нужно было быть эльфом, чтобы почувствовать, скоро листья пожелтеют и опадут с деревьев, природа погрузится в сон, звери скроются в норах. Люди тоже попрячутся в домах, выходя по утрам, чтобы накормить скотину. Они будут подолгу сидеть в домах у печей, рассказывать истории и петь песни, будут нянчить детей, и вырезать для них неуклюжих деревянных коньков из поленьев. Тоже своего рода норы, подумала Луна, рассматривая деревню впереди, большие и удобные норы, чтобы прятаться. Ведь только Савойя чувствуют себя свободней зимой, только им на пользу сон мира. — Расскажи мне о своей маме, Луна. Я никогда не видел своего отца и знаю об эльфах только из чужих рассказов.
Луна вздохнула, поудобнее устраиваясь на его груди. Как описать центр своей вселенной? Свою опору, уверенность в будущем. Знание того, что пока она дышит, тебе никогда не причинят вреда. Кажется, люди всегда начинают такие рассказы с имени.
— Ее звали Анаит. — Луна вздохнула, ей показалось, что ветер подхватил имя ее матери, закружил в вихре, относя его в чертоги смерти, — по крайней мере так она представлялась людям. Я звала ее просто «мама». Она была Хранительницей Злого Леса. Сколько себя помню, звери кланялись ей, когда она проходила возле них, птицы замирали в воздухе, и кричали приветствия, а люди носили к опушке самое лучшее, что было у них в погребах. Если описывать суть моей мамы — она была Золотом Осени. Те, кто видел ее, приносил нам янтарь, потому что считал, что он подходит к ее глазам. Маме янтарь нравился. Она подносила крупные камни к солнцу и смеялась, когда он ловил его лучи и начинал светится изнутри. Я не знала своего отца, но полагаю, он был одним из тех деревенских юношей, которые и приносили маме дары. Я родилась в ночь полной Луны. Для полукровки я была очень сильной, но мама боялась, что я смогу болеть человеческими хворями, вот и построила для нас дом на окраине леса. Ведь человеческие дети такие слабые. — Она произнесла последние слова с чуждой для себя интонацией, будто повторяя за кем-то. Ногти у Луны были толстые и когда отрастали, начинали загибаться вперед, она гневно откусила ноготь мизинца, выплюнула его. Мысленно Франциск дал себе зарок научить ее стричь себе ногти и обучить другим премудростям, свойственным человеческим девушкам. — Мне никогда не было одиноко с ней или ее зверьми, но мама просила меня учиться ладить с деревенскими детьми и другими людьми, наверное она считала, что когда-нибудь мне захочется уйти к ним, жить среди них. Она попросила старого храмового служителя научить меня читать и писать. Мама хотела, чтобы мы отправились на Юг к моему брату, как только я достаточно вырасту и окрепну, но потеряла счет годам. Такое бывает, когда живешь тысячу лет. А потом мне исполнилось восемнадцать, и у меня пошла первая кровь.