Poika Tuonelta palasi,
tuli miesnä hiljaisena,
istui tuttuhun tupahan;
kohenti takassa tulta,
talon töitä toimirteli,
hymysuin hyreksi joskus
sinipiioista saloilla,
vellamoista veen selillä:
meni merelle, metsähänkin,
veti verkon, asetti ansan,
niin eli ikänsä kaiken,
ei iloiten eikä surren,
pannen päivät päälletyksin
niin tulevat kuin menevät,
niin paremmat kuin pahemmat;
päällimmäiseksi paremmat.
Из сборника «Зимняя ночь» / Talviyö
(1905)
НОКТЮРН
Козодоя голос МОНОТОННЫЙ,
полная луна в колосьях сонных,
дым подсеки занавесил нивы…
Летней ночью быть легко счастливым.
И не радость, не печаль, не вздохи,
только ряби светлые сполохи
на воде и леса сумрак вечный,
синь холмов и теплый ветер млечный,
запах жимолости, свет и тени
в облаках, где засыпает день, и
шепот листьев ночи на краю
я запомню и тебе спою,
чудо мое летнее, лесное,
красота- венок дубовый, юный.
Сердце ждет, сливаясь с тишиною
и луной, из них слагая руны.
За блуждающими огоньками
больше не бегу — здесь, под руками,
счастье. Жизнь круженье усмиряет,
флюгер спит, и время замирает.
Предо мною сумеречный путь
в неизвестное, куда-нибудь.
NOCTURNE
Ruislinnun laulu korvissani,
tähkäpäiden päällä täysi kuu,
kesä-yön on onni omanani,
kaskisavuun laaksot verhouu.
En ma iloitee, en sure, huokaa;
mutta metsän tummuus mulle tuokaa,
puunto pilven, johon päivä hukkuu,
siinto vaaran tuulisen, mi nukkuu,
tuoksut vanamon ja vaijot veen;
niistä sydämeni laulun teen.
Sülle laulan, neiti kesäheinä,
sydämeni suuri hiljaisuus,
uskontoni, soipa säveleinä,
tammenlehväseppel vehryt, uus.
En ma enää aja virvatulta,
onpa omanani vuoren kulta;
pienentyy mun ympär’ elon piiri,
aika seisoo, nukkuu tuliviiri,
edessäni hämäräinen tie
tuntemattomahan tupaan vie.
Из сборника «Книга стихов» / Runokirja
(1905)
MORITURI(RUS)
Мы — племя судьбою на смерть обреченных;
мы днями — бессильны, ночами — бессонны.
Мы — род пламенеющий и беспокойный;
нам чуждо смирение благопристойных.
Там молимся свету последней звезды мы,
где штормы гремят берегами пустыми.
Мы не пощадим — и не ждем снисхожденья,
мы молча шагаем по смертным ступеням.
Мы в стужу — смеемся. Осеннею ночью
мы гибнем, сражаясь поодиночке.
Мы знать не желаем, что смерть несомненна.
Мы — стража, почетная стража Вселенной.
Нам пенье — что небу закатное пламя:
пусть вера угасла — пылаем мы сами!
MORITURI
Me olemme kuolemaan tuomittu suku;
me päivin emme valvo, öin emme nuku.
Me olemme rauhaton, roihuava rotu;
me emme muiden seuraan ja tupatöihin totu.
Me viihdymme, missä tähti viimeinen tuikkaa,
ralkuu ranta autio ja meripedot luikkaa.
Me emme säästä itseämme emmekä muita,
me kuljemme joka hetki kuolon porraspuita.
Me taistelemme jäässä ja hymyilemme hyyssä,
me sorrumme ypö-yksin sydän-yön syyssä.
Me tahdomme nähdä, mikä on Manan mahti.
Me lienemme luomakunnan kunniavahti.
On laulanta meille kuin illalle rusko:
me suitsuamme yössä, vaikka sammui jo usko.
Из сборника «Заморозки» / Halla
(1908)
ЭЛЕГИЯ
Вот и умчалась
молодость буйной рекою.
Нити седые
тянет иглой золотою
жизнь. И напрасно
былую оплакивать резвость —
уж ни вино мне
больше не в радость, ни трезвость.
Все позади.
Гордых замыслов, очарований
время прошло..
После долгих бесплодных скитаний
я воротился.
Что ж — снова искать свою долю?
Нужно так мало
миг без тоски и без боли.
Знаю — в могиле
отдых дозволен поэту:
странникам вечным
места покойного нету.
Северик дышит,
солнце — за тучей густою.
Отблеск закатный
напрасной томит красотою.
Горе, как море,
снов острова затопило.
Нищим проснулся:
видно, с лихвой уплатил я
выкуп за песни.
За золото грез и мечтаний
долг отдавал я
звонкой монетой страданий.