Боря услышал этот сдавленный шепот из приоткрытой двери купе, мимо которого проходил, и остановился.
— Я её любил… и до сих пор… Упрямая, как буйволица. Её только любил, ты же видишь, мне тридцать лет, а я до сих пор не женат. Понимаешь, я ей говорил: «Подожди!» — Мы же только на третьем курсе тогда были. Я не хотел стать неудачником, я искренне любил науку, дело любил, как и всякий мужчина. Настоящий мужчина — это прежде всего дело, дело и ещё раз дело! Я понимаю, что виноват сейчас перед ним, перед Борькой. Но и она тоже хороша. Хорошая штучка. Эгоистка.
Маленький Боря повернул голову так, чтобы было видно солдата, посмотрел на него хорошенько и снова стал разглядывать Бориса. Тот налил из бутылки в стаканчик, выпил и продолжал:
— А Борька расти будет, вырастет, ему станет за двадцать, у него появится девушка, и он тоже будет мечтать о деле. У него моя хватка. Ну и что — всё опять повторится сначала?! Я уверен, что, если возникнет подобная ситуация, она сама будет его отговаривать от женитьбы, стеной встанет между ними. Вот я лежал и думал: а может быть, мне изменило чувство юмора? Может, это правда смешно — все мои планы, может, это ничего не стоит? И жить надо было совсем по-другому? А?
«Как он много слов знает и все подряд говорит!» — с уважением подумал маленький Боря.
— Я всё время держал себя в рамках, я шёл к своей вершине, — Борис криво усмехнулся. — Женщин я всегда выбирал таких, чтобы с ними было просто… Я всю ночь об этом думал. Задавил я что-то в себе, без чего вся жизнь становится бессмысленной суетой. И всё это, задавленное мной самим, сейчас для меня сошлось в одну точку: всё это собралось в моём сыне, в Борьке.
«Интересно, кто это его сын?» — подумал Боря, стараясь получше повернуть голову и высовывая от усердия язык.
— Это мой сын. Какого чёрта я должен отдавать его какому-то рыжему Фёдору? Я, может, всю жизнь мечтал о сыне. Она его и Борей в честь меня назвала. Зачем ей этот Фёдор? Я готов… Нет, ты скажи, ты скажи, солдат?!
— Не знаю. Мне трудно разобраться… Они ждут ребенка.
— Ребенка, ребенка. На чёрта мне нужен их ребёнок! Ну и пускай остается с этим Фёдором, а мне отдаст моего сына. Мне нужен сын, понимаешь? У нас и рот, и нос — всё одинаковое. Я плоскостопый. Я разул его, взял в руки его маленькую плоскостопую ножку, и у меня в душе всё перевернулось! Я чуть не задохнулся. Я вчера открыл дверь в их купе и обомлел. Она. Оля. Она и сына в мою честь назвала Борисом. Всё это как сон…
Не открывая глаз от щели, Боря снял тапочек и пощупал свою ногу — ступня у него была плоская, он никогда раньше не замечал, что она у него такая…
«Это я! — холодея, подумал Боря, — это я… Значит, он мой отец?… Может, он врёт?!
— Надымили мы крепко, — сказал Слава и отодвинул дверь.
IV
Боря влетел в купе.
— Боря! — вскрикнул Борис. — Боря!
Боря стоял посреди купе сжавшийся, готовый бежать назад.
— Боря, сынок!
Зажмурившись, Боря бросился к отцу, уткнулся головой в его живот, обхватил руками.
— Ты хотел, чтобы я выродился? Хотел?!
— Хотел, очень хотел! Боря, милый! — Борис целовал его в голову, слёзы текли по щекам.
— А баба Катя всегда говорила, что ты не хотел.
— Врали они тебе, сынок, всё врали. Ты им не верь, — размазывая по лицу слёзы, говорил Борис.
— Боря! — раздался в коридоре женский голос. — Ты где, Боря?!
Слава решительно выглянул из купе:
— Он здесь. Заходите…
Мать Бори вошла в купе.
— Боря…
Мальчик прижался к отцу.
— Он хотел. Он хотел, чтобы я выродился. Вы обманщики!
— Оля, иди к нам. Я всё время ждал.
— Чего ты ждал, Борис?
— Встречи. Иди к нам!
— Почему же ты не разыскал меня? — не замечая, что он пьян, осевшим голосом спросила Ольга.
— Откуда я знал, где ты? Да теперь какая разница. Я нашел тебя, я тебя прощаю, какая разница. Я нашёл сына! Иди сюда.
— Слишком поздно.
— Поздно? Отцу поздно встретиться со своим родным сыном!
— Пойдём отсюда, Боря! — пытаясь оторвать сына от Бориса, крикнула Ольга. — Пойдем он пьян!
Мальчик вцепился в отца, повернул к матери злое, мокрое от слёз лицо и закричал:
— Ты обманщица! Это мой папа, я хочу быть с ним! Пусти!
— Он, Боря, пьян и всё врёт, — серьёзно, как к большому обратилась Ольга к сыну. — Он не хотел, чтобы ты родился, поэтому я и институт бросила, и к бабе Кате уехала. Баба Катя и дядя Федя тебе самые родные люди, а он чужой, совсем чужой. Ждал, пока сын большим станет, да? Зачем же он тебе теперь? Или коньяк разбудил в тебе отцовские чувства? А его ведь четыре раза в день кормить надо, одевать, обувать, купать, стирать на него, гулять с ним, учить его, не спать ночи, когда заболеет. Где же ты на всё это возьмёшь время, когда протрезвеешь? Пусти ребенка, он мой. Пусти! Слышишь! — Ольга с силой потянула сына к себе.